Этот Йерухам остался и без матери, и без крова, потому что все дело его деда пошло прахом. Дошло до того, что не оказалось денег нанять для него кормилицу. И тут госпожа Бах сжалилась над ним, взяла его к себе и выкормила своим молоком, благо что он родился в тот же месяц, что и ее дочь Анеля, по-нашему Ариэла, — она отняла немного от ее доли и дала отнятое ему. А в нем уже в младенчестве обнаружились сила и шустрость, и он сосал за двоих, поэтому и вырос такой высокий и статный. В довоенное время женщины были не такие, как нынешние, у которых ни капли крови в лице, ни капли молока в груди. До войны наши женщины — да что говорить: когда офицеры кайзеровской армии выходили на военные маневры, и заявлялись в наш город, и видели еврейских женщин, они склонялись перед ними со словами: «Достопочтенные принцессы, мы ваши рабы!» А потом началась война, и всех мужчин забрали на бойню, и у этих наших женщин, которые были похожи на царских дочерей, лица почернели от голода и от нужды.
Глава двадцать шестая
Женщина и ее дети
В то военное время госпожа Бах оказалась в Вене — и сама она, и трое ее дочерей, и свекор, ребе Шломо, и второй сын свекра, маленький Йерухам, и усыновленный ею Йерухам, сын того литовца. А где был ее старший сын? Старший у нее умер в дороге, по пути меж двумя городами, она не знает даже, где его могила. Как-то раз она послала деньги в оба те города, поставить ему памятник, если он похоронен в каком-нибудь из них, но денег ей не вернули. А со временем ей стало известно, что оба эти города были разрушены войной и все могилы в них уничтожены русской артиллерией. Чем же она зарабатывала все те годы, что жила в Вене? Ну, во-первых, австрийское государство платило сорок пять крон в месяц всем женщинам, чьи мужья были на войне. А во-вторых, она и ее старшие дочери вязали всякие перчатки, платки и шарфы для солдат или шили те мешки, в которые солдаты на позициях насыпают песок, чтобы положить перед собой для защиты от вражеских пуль.
Ее старшие дочери, те, которых она называла большими, в то время были маленькими, — большими она называла их по сравнению с младшей, Ариэлой. Одна из них приказала долго жить сразу же после их приезда в Шибуш, а другая умерла от гриппа, на самую малость не дождавшись возвращения отца.
Во время работы у госпожи Бах было много времени для размышлений. И ей думалось, что эта война, видно, не так скоро кончится и что хотя наш кайзер ведет войну с умом и немецкий кайзер ему помогает, но и русский царь далеко не слаб, тем более что к нему присоединились другие цари и короли. И хотя газеты каждый день сообщают о победах Австрии и Германии, однако противник тем не менее продолжает убивать наших людей и захватывать наши города один за другим. А тут девочки растут и мальчики тоже: и Йерухам — сын свекра и ее Йерухам — сын литовца. И дороговизна тоже растет, и того, что она и ее дочери зарабатывают, даже вместе с теми деньгами, которые выделяет им правительство, уже не хватает, чтобы прокормить семерых — ее с тремя дочерьми, свекра и мальчишек, Йерухама первого и Йерухама второго. Другие женщины искали приработка иными путями. К примеру, ходили в ближайшие магазины, покупали там продукты, а потом в отдаленных местах города продавали их с прибылью. Или просили помощи у «Джойнта»[135], который раз в неделю раздавал подарки из Америки — банки консервированной рыбы и овсянку, желтую и белую. Но она не разбиралась ни в торговле, ни в благотворительности. Один раз, правда, поддалась уговорам соседок и пошла просить помощи. Чиновник записал ее имя и адрес и сказал, что ей пошлют помощь домой. Она поверила и на радостях устроила своей семье в тот день богатый обед, даже кусок утки поджарила, ведь они уже несколько дней не пробовали мяса. И тут как раз пришел человек из благотворительности. Учуял запах мяса, рассердился и сказал, что если женщина жарит себе мясо в то время, когда весь мир голодает, то она не заслуживает жалости. Тогда она стала искать себе в газетах дополнительную работу по своим силам и достоинству, но пока приходила туда, другие ее опережали.
В той квартире, где они жили, была одна девушка, которая училась на акушерку. Она увидела, что эта девушка не бог весть как умна, и подумала: если такая может, то и я смогу. А у нее, надо сказать, за время эвакуации уже зародилось в сердце сострадание к тем женщинам, которые рожали в дороге и подвергались порой большой опасности, потому что рядом не было акушерки.