Путница

– Тогда ладно, – с облегчением согласилась Рыска. – А до столицы далеко еще?

– Вон за тем холмом, наверное, уже покажется. – Альк чуть поменял позу и прикрыл глаза, но теперь прикорнуть ему не дал Жар.

– Как она называется-то?

– Брбржисщ, – буркнул саврянин.

– Чего? – Вор решил, что не расслышал.

– Брбржисщ.

– Как ты это делаешь? – Жар с детским восхищением уставился Альку в рот. – Ну-ка давай еще раз!

– Боброград. Отцепись.

– Брбр… У тебя там ничего не завязывается?! Бржи… Тьфу!

Рыска тоже попыталась шепотом повторить, но словцо оказалось на диво увертливым, будто вьюна пытаешься языком к нёбу прижать.

– Зато шпионов удобно ловить. Кто со второго раза не выговорил – того на дыбу, – хмуро пошутил саврянин.

– А почему не с первого?

– Ну не всем же быть столичными жителями.

Дальше первого дома проехать и не удалось бы: из ворот высыпала целая толпа, от мала до велика, издалека узнав телегу. Жар натянул вожжи, еле удержавшись от соблазна, напротив, подхлестнуть корову. Рыска прижалась к другу: савряне обступили их так плотно, что борта затрещали. От резких неприязненных голосов звенело в ушах – будто в воронье гнездо руку сунул и на обидчика налетела вся стая.

Альк, безошибочно угадав главаря – рослую полную тетку с плечами пошире иных мужских, – ответил только ей, коротко и емко. Этого хватило: семейство мигом отбросило враждебность и обратило все внимание на привезенную саврянку. От гомона она проснулась, мигом обнаружила в венке лиц свой «цветочек» и повисла у него на шее, чуть не опрокинув к себе в телегу: мужичонка оказался хлипковат. Белокосый, на Алька он не походил ничуточки – лицо простецкое, растяпистое, слегка опухшее. Видать, перебрал по случаю успешной торговли и побоялся жене на глаза показываться, заночевал у родни. Страстные поцелуи быстро сменились взаимными упреками – куда только подевалась скромная и перепуганная девчонка с поляны! Проснулся ребенок и тоже запищал, гневно и требовательно.

– У нас считается, что если муж – или ближайший родственник – не стоит за плечом у роженицы, то его место занимает Саший, – пояснил Альк. – И теперь они выясняют, кто виноват, что ей пришлось рожать в такой сомнительной компании.

– Сомнительной? – Рыске стало обидно. – Уж какая была! Все лучше, чем одной.

– Это тогда ей так казалось. А теперь она еще внукам будет рассказывать, какой ужас пережила: в дремучем лесу, в окружении злых ринтарцев…

– А ты?!

Альк ухмыльнулся:

– Она спросила мое имя.

– Чтобы назвать так ребенка? – с легкой завистью уточнил Жар.

– Полагаю, чтобы случайно не назвать.

Супруги уже снова обнимались. Тетка держала младенца, так рьяно его укачивая, будто собиралась с размаху зашвырнуть на крышу. Из-за заборов, как ромашки из травы, торчали любопытные головы соседей, кое-кто подошел поближе, узнать, в чем дело. Муж подхватил жену на руки и потащил в дом, толпа с радостными возгласами потянулась за ними. У телеги остались только тетка да двое парней, косившихся на нее с почтительной опаской: мамаша была из той породы, что даже бородатого сыночка запросто перекинет через колено и отшлепает по попе.

– В гости приглашает зайти, – перевел Альк. – Отблагодарить хочет.

– Может, дальше поедем? – Рыска чувствовала, что не больно-то они тут нужны и зовут их только из вежливости.

– Все равно корову перепрягать. – Парни этим уже занимались, с куда большей сноровкой, чем Альк. – И остальных напоить не помешало бы.

– Давай зайдем! – поддержал саврянина Жар. – Интересно же, как белокосые живут.

Девушка нехотя уступила.

Потолок в саврянской избе оказался выше на треть, из-за чего Рыске чудилось, будто его вовсе нет – сразу идет крыша. Печь стояла не у стены, а посреди кухни, разделяя ее на две половины – с кухарочьим столом и обеденным. Столы были обычные, из толстых исцарапанных досок. Посуда тоже не слишком отличалась от ринтарской, разве что узор другой. На полу валялась какая-то шелуха, Рыска вначале решила – сор, но потом увидела, как девочка подметает соседнюю комнату – а потом старательно посыпает заново, из большого мешка.

– Это зачем? – шепотом спросила она у Алька.

– От насекомых.

– Они этой штуки боятся?

– Наоборот. Прячутся в нее, а потом на совок и в печку.

Жар пригляделся к висящему в углу двуиконию, бессовестно захихикал и ткнул подругу локтем. Девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом возмущенно ахнула: в отличие от ринтарских канонов здесь беловолосой и желтоглазой была изображена Хольга.

– Такой и молиться-то неприлично! – вырвалось у Рыски.

– Тебе-то какая разница? – пожал плечами Альк. – Ты ж полукровка, могла от любой из пар родиться.

– Ну все равно… – Саврянину тем не менее удалось сбить девушку с толку. И в самом деле – кто ее, эту Хольгу, видел? Кому какая милее, ту и рисуют…

– А это что за баба с бородой, пониже? – Жар непристойно ткнул в нее пальцем – и по вытянувшимся лицам саврян понял, что сморозил какую-то глупость.

– Это святой Трачнил, идиот! – прошипел Альк краем губ.

«Молец», ничуть не смутившись, отвесил изображению низкий поклон и горячо взмолился:

– Прости, покровитель! Не признал.