Путтермессер и московская родственница

Путтермессер смотрела на племянницу в изумлении: куда подевалась ее ирония? Мистическое трясение, исходившее из злого Сахалина, ослабло. Племянница… что такое была ее племянница? Все дрянноватое, ломающееся от прикосновения, неисправная деталь, вдруг отказавший выключатель в гостиной, протечка в чайнике, трещина в штукатурке, опоздавший автобус — все вызывало сатирический отклик: «Прямо как у нас!» Доказательство неряшливости, испорченности вселенной. Путтермессер поняла, что такое ее родственница, — аппаратчица изъяна и порока, парши и лишая, презрения и недоверия. Прямо как у нас! То слишком подозрительна, то слишком доверчива. Скептик, слепо верящий шарлатанству.

— По-моему, — мрачно сказала Путтермессер, — было бы гораздо полезнее, если бы ты выбросила эту глупую книгу и взялась вместо нее за английскую грамматику.

Коричневые семечки Лидиных глаз округлились. Она захлопнула сонник.

— Зачем мне английский? Я еду на Сахалин к Володе! Делать большой бизнес на Сахалине!

— О чем ты говоришь?

— Володя сказал: приезжай, получим много денег. Может быть, женимся.

Серая муть за окном светлела, словно ее разбавляли жидкой побелкой. До зари было еще далеко, но самые черные часы ночи ушли, и в этом предутреннем еще-не-свете, свитом с резким, как в мультипликации, блеском потолочного светильника, Лидия будто фосфоресцировала сама по себе.

— Ты приехала искать убежища! Ты спасалась оттуда! Я месяцами мостила тебе дорогу до твоего приезда, — сказала Путтермессер. — Я сражалась, черт возьми, со всеми бюрократами, частными и государственными. Это что, по-твоему, Лидия? Каникулы?

— Я приехала работать, — возразила Лидия.

— Ты здесь беженка.

— Кто? Какая беженка?

Ее лицо было — освещенная сцена; каждый волос ее прически накалился докрасна и продолжал краснеть.

— Только не говори мне, что из миллиона английских слов именно этого ты не понимаешь! Где твой словарь? Тащи его! Если еще не спущен вместе со всякой всячиной через торговую точку Питера Робинзона…

— Ах, Петр, — нежно вздохнула Лидия. — Высокий мужчина, совсем как Володя.

— Возьми, черт возьми, словарь.

И во второй раз за эту ночь Лидия прорвалась за баррикаду своего имущества — ложек, кукол, платков и прочего, привезенного для продажи в Америке, — и вернулась с книжкой: «Русско-английский и англо-русский словарь».

Путтермессер показала ей слово с русским переводом «беженец», и рядом было: «эмигрант».

— Прочти, — велела она.

— Ну, эмигрант.

— Вот ты кто. Вот чего я добивалась. Вот что я поняла из слов Жени.

— Женя? Женя это сказала? Я такой эмигрант, как ты святая женщина, — вскипела Лидия и разразилась долгим, долгим смехом, категорическим и вдохновенным. — Мама сказала! Мама хочет!

11. Прощание

Под конец Петр заплакал. Лидия улетела всего день назад; сама, без посторонней помощи сумела купить билет на прямой рейс Нью-Йорк — Москва.

— Знаете корейский магазин на Первой авеню? Она попросила сходить туда с ней. Померить на себя пальто. Это было только позавчера.

— Да, она говорила, что вы и ее друг примерно одного роста, — сказала Путтермессер.

— Я знал, что это подарок, но не знал, для кого. Она сказала, что для ее брата в Москве. Сказала, что отправит ему посылкой.

— У Лидии нет брата.

— Она с самого начала намеревалась уехать.

— Но не раньше, чем распродаст товар, — сказала Путтермессер.

— Эти куклы разлетались, как горячие пирожки. Она заработала на них долларов девятьсот, не говоря уже об остальном добре.

— Русское народное искусство. Ложки, платки.

— А значки с Лениным? Для пробы — как пойдет торговля.

— Зондирование рынка, — подтвердила Путтермессер.

— Она ушла из моего магазина, наверное, с двумя тысячами. Даже эта чудная книжка продалась — знаете, наполовину английская, наполовину русская. Представляете, в спортивном магазине! Десятку за нее получила.

— Неужели словарь продала? — вскричала Путтермессер.

— Это вы ей предложили, нет? Она сказала, что вместо этого вы велели ей заниматься грамматикой. — Петр отпил и всхлипнул. — Мне так нравился ее русский выговор.

Они сидели в гостиной Путтермессер. Это тоже было в своем роде чаепитие, только в чашках налит был не чай, а спиртное. Петр принес бутылку водки, отпраздновать с Лидией месяц знакомства — ровно месяц назад она появилась в спортивном магазине «Албемарл».

Но Лидия была далеко отсюда над круглой Землей, летела на похороны Советского Союза.

На ковре валялись мятые пластиковые пакеты. Диван-кровать пребывал в том же состоянии, в каком его покинула Лидия: ворох подушек и перекрученных простынь. Под полупрозрачной пеленой рваных колгот стояли банки из-под «колы». Разнообразная косметика Лидии, лосьоны, лак для ногтей, лак для волос источали слабый запах, словно здесь прошло и оставило в воздухе след душистое привидение.

— Она даже не сказала, что уезжает, — жаловался Петр.

Путтермессер заглянула в чистые, влажные северодакотские глаза. Чистый американский парень: обморочили.

— Великий эксперимент, — сказала она и вылила оставшуюся водку в чашку бедного наивного Петра.

12. Письма