Пузырь в нос!

- А про американские пароходы под разгрузкой, про "студебеккеры" с тушенкой... С сорок третьего года половину ленд-лиза через Камчатку везли, американскими конвоями. Потом грузили на наши - и во Владивосток. А вот уже оттуда поездами на фронт. Говорит, будто америкосы и отстроили Петропавловск...

- Да мало ли чего может наплести подвыпивший работяга!

- Не скажи. Говорит, сопливым пацаном ходил подбирать консервы, которые из кузовов выпадали. Героизм не ахти, но риск был... И потом, Петропавловск, он как - до революции захолустье, ударных строек не наблюдалось, а тут бац! - триста пятьдесят тысяч город! Что, съел? Не, в добрые американские намерения я не верю. Нажились на этих войнах и опять наживаются, а нам еще долго икать. Столько народу положили!

- Там еще осталось?

- Там абсолютно все осталось.

- Пошли уберем, еще вестовой припрется... - и, охватив взглядом еще раз море, залитое прожекторами от края и до края, подводники ушли в каюту.

Утро было пасмурным, ветряным и холодным. В "тропичке" стало совсем неуютно. Дальше - больше. В десять ноль-ноль дали построение на баке на траурный митинг, форма одежды номер три, черная фуражка... Ни хрена себе! Народ полгода не одевал брюки и галстук, забыл про пуговицы и рукава, а потому растерянно заметался. Все же врожденные инстинкты северян сработали, и в полдесятого стройные, загорелые и не похожие на себя (стереотип подводника: бледный, бородатый и толстый), уже прогуливались по верхней палубе. Особых шуток и острот по поводу смены формы одежды не было. Витал еще, видно, над головами трагический дух Цусимы. Не до веселья. Хотя - как же мы да без казусов?

Все проспал замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз перед входом в пролив выколотил с последнего нерадивого офицера злополучный реферат и "притопил", уснул счастливым сном, верный слуга партии.

А инициатива митинга принадлежала командиру СДК. Наш старпом (командир остался в Камрани расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на утреннем построении порекомендовал секретарю парторганизации подготовить трех выступающих. Ну, понятно, от офицеров всегда есть человек, который не откажется - это он сам. Коммуниста-матроса тоже можно "построить" и написать ему текст. А вот мичман может и послать.

Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.

- Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.

- Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.

- Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?

- Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.

- Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?

- Чуть больше полчаса...

- Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?

- Мичман Барышев.

- Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск первый кандидат?

- Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...

- Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!

Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников, на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины (та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.

Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой. Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту они здесь.

Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.

Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки, солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:

...Не скажет ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы Русского Флага...

В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить себе дорогу скупая мужская слеза...

Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева: "...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."

- Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...

Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.