ПВТ. Тамам Шуд (СИ)

Выпь пошел на запах и не прогадал. Скоро перед ним открылась поляна. Будто тарелка круглая, в обливной глазури цветов и шелка трав. Посреди стояло мощное дерево, корни его шли от рук-ветвей, уходили под землю. Оно крупно цвело, и цветы его, белые как воск, тяжко пахли на весь лес.

Выпь был знаком с манерой охоты подобных тварей, поэтому к древу приблизился на расстояние дикты, не касаясь отростков. Под кроной, во влажной блескучей траве, лежали до белизны обглоданные кости.

Вот кто поедом ел людей. Не зверь рыскучий, не гад ползучий. Выпь понял, что не сумеет выучить к бедру дерево. Царство это было ему неподвластно. Следовало привести сюда людей, с заткнутыми пчельим воском ноздрями, и до смерти засечь поедучего хищника топорами, всем миром.

Вдруг густое травяное разводье мягко качнуло под ногами, будто трясина. Выпь, дитя Сиаль, тут же прыгнул обратно, но не поспел — мягко, стеной песчаной башни, обломился травянистый ковер, скидывая человека вниз.

Второй выставил перед собой дикту, как последнюю преграду, готовый к тому, что его встретит и подхватит раскрытая пасть твари. Не случилось. Упал мягко, спружинил ногами, а цветочная вязь упруго распрямилась обратно. Свет дневной проходил ажурный ковер, как скрозь витражное стекло, пятнал зеленью кожу.

— И ты не уберегся, стало быть, — приветствовал Второго человек, примостившийся на сырой земле.

— Сглупил, — признался Выпь.

Дикту не убрал. Ждал, когда придет за мухой паук.

— Садись. В ногах правды нет, — посоветовал незнакомец.

Устало поправил очки, и Выпь заметил, что на правой кисти его — четыре пальца. Откинулся на руках, рассматривая Второго.

Выпь, не слушая совета, обошел яму-ловушку кругом. Стены — земляная плоть, посреди будто алтарь из костей и цветов. Ни ходов, ни нор.

— Выбраться пробовал?

— Как не пробовать. Все ногти сорвал, по стенам карабкаясь. До верха доползаешь, а там все одно обратно кидает. Как живое, колышется.

Выпь присел, тронул кости пяткой дикты.

— Человечьи.

— Они, — человек потер сухие ладони, поежился. — В толк не возьму, кто жрет. Третий день кукую, росу лижу, хоть бы комар одолел. Может, от голода мрут?

Выпь молча коснулся треснувшей, иззубренной реберной клети.

— Нет. Иное.

Шагнул к стене, прижался щекой, приник ухом.

Закрыл глаза.

Сосед по камере смотрел с беспокойным любопытством, но покуда молчал.

— Волчья сыть, травяной мешок, — едва слышно проговорил Второй.

Потер под грудью.

Человек молча спросил глазами.

Выпь вытащил из поясной сумки книжицу, раскрыл, пролистал. Нашел искомое.

«…то есть Комь, Волчица-Людоедица. А нарождается она в корнях паршивого дерева, есть плод от плоти ее. А как вырастает, делается добытчицей, рыщет пропитания для матерева чрева. А волчата ее мясом человечьим растут, в плодах древа вызревают».

Выпь поднял глаза на человека. Тот шевелил губами, повторяя сказанное. Прерывисто вздохнул.

— Как же ее… Их забороть?

Выпь погладил дикту.

— Есть способ, — сказал, будто наново чуя холод колец на горле. — Но один я не сдюжу. Она из тени стены пойдет, как солнце ляжет. В кости, в голову бить пользы не будет, шкуру надо сдернуть. Тогда рассыплется.

— Шкуру сдернуть, говоришь, — протянул человек, — легко сказать. Ты, я вижу, оборужен. У меня и ножа грибного с собой не найдется.

— Мой возьмешь, — сказал Выпь, но наперед делиться оружием не стал. — Как ты сюда попал?

— Мальчишке взялся помочь. Тот плакался, что сестра в лесу заплутала, ну я и влез по дурости…

Выпь задумчиво кивнул.

— Или щен ее, подлеток, или деревня жертвует, чтобы от себя отвадить.

Человек головой покачал.

— Нелюдское это обыкновение, случайных путников чудищу скармливать, чтобы свои выи прикрыть.

— Как раз-таки самое людское, — Выпь сел подле стены, скрестил ноги.

Достал из торбы тыкву-горлянку, перебросил спутнику.

— Вода.

Тот глянул с подозрением. Вытащил затычку, принюхался.

— Не потравлю, не бойся. В твоей смерти мне пользы нет.

Сам вынул из сумы наручи, затянул как следует. От движения поехал рукав, ясно глянул искристый браслет.

Человеку будто глаза укололо. Вздрогнул, сморгнул, отвернулся торопко.

— Кто ты такой будешь? Зверобой? — спросил хрипло.

— Нет.

— Имя хоть скажешь?

— Выпь, — скрывать Второму было нечего.

— Я Готтард, — назвал себя человек.

Второй промолчал на это. Имя он не спрашивал.

Закрыл глаза, затылком откинулся на земляную стену. Чувствовал за ней хожение, присутствие. Волчица не могла к ним выйти, покуда стена не распалась.

Готтард еще пытался заговорить, но Выпь не отвечал, слушая Волчицу. Думал.

До поры с этим зверем, совокупностью травяной и мясной пород, он не сталкивался. Читал только да слышал краем уха.