Никого не было в душевой. Лин стоял, закинув голову, приоткрыв рот. Сплевывал воду. Сначала красную, потом розовую, затем — чистую. Десны саднило.
В воде содержался компонент, стимулирующий регенерацию, тело жгло и щипало, но напряжение уходило. Лин стоял бы так долго.
Глухота отпускала не сразу, поэтому чужое присутствие он скорее почувствовал спиной. Хотел обернуться, но на шею властно и знакомо легли железные пальцы, а под ноги швырнули скрученную в трубку бумагу.
Лин прикрыл глаза, ощущая, как затопляет отчаяние.
Лут, Лут, Лут, он так устал прятаться.
— Лин, — сказал Мастер, и этим сказал все.
Он знал.
Лин молчал. Хватка на шее вдруг стала мягкой, почти ласковой.
— Что мне делать, Мастер? — Лин не узнал своего голоса, срывающегося и дрожащего. — Что делать мне теперь?
— Слушаться меня, — ответил Мастер, не убирая руки. — Я знаю, как нам поступить.
***
Так было.
Они выпросили у Лута убежище в обмен на будущее. Согласились оборонять рубежи от тварей именем Оскуро, согласились отдать смерти своих детей.
Их всегда было мало. Мастер принимал участие в сотворении каждого, на лоб каждого он возлагал пальцы, каждому заглядывал в глаза. От его воли зависело, будет ли существо жить или умрет. Немедленно, или, если отклонение проявлялось позднее, на Хоме Полыни. В чаше горького этого цветка черного цвета.
Тогда, когда его детей разрывали пасти Оскуро, тогда он решил — сотворить одного для себя. Уберечь, вырастить, оставить в живых.
У него были опыт, желание и возможность.
В Лина он вложил все самое лучшее. Тонкие прочные кости, белоснежная кожа, изящные черты, идеальная красота. Прекрасная оболочка, отменная начинка — рефлексы, реакция, сила и выносливость. Первостатейная отбраковка.
Его имя он выдохнул ему в губы — от самого сердца.
Пристально, пристрастно наблюдал за его ростом на всех этапах ускоренного онтогенеза. Аберрации проявлялись уже тогда, но Мастер скрыл их, ловко замаскировал, притушил —
Но самое главное выявилось позже.
Это был сбой в генетической программе, сбой, который не программировал и не предвидел даже Мастер. Знаковое «веерное зрение», фрактальное расщепление, калейдоскоп, помогающий Первым не угадывать, но знать дальнейшее развитие событий, все ближние варианты, и успешно выдергивать из всего разнообразия вероятностей именно нужное. С Лином такое не случалось.
«Веер» раскрывался перед ним в одном случае из шести. Смерти подобно. Но — когда это случалось, Лин схватывал расщепление, пазлы, и нити так быстро, и связывал все так ловко, и прозревал так далеко, так глубоко, что это вылетало в дальновидение. Грубо говоря, дальнозоркость замещала ему близорукость.
Он мог увидеть будущее — не варианты, к нему ведущие, не ломаные тропки вероятностей, а монолитную стену блока. Результат.
Первый случай на памяти Мастера. В архивах упоминания о подобном виде брака он также не отыскал, соответственно, можно было смело утверждать, что Лин единственный в своем роде. Другое дело, что читать фракталы на такую глубину он мог только слепо, случайно, стихийно, и развить эту способность не мог.
Юноша довольствовался огрызками — мог просчитать ситуацию на несколько шагов вперед, и этого хватало, чтобы выйти живым из столкновения с Оскуро.
Или — как не так давно — в случае побега.
Мастер дал им уйти — своему воспитаннику и рыжему, наглому, безбашенному Хозяину Башни.
Потому что надо было убрать Лина из Эфората.
Арматор подвернулся как нельзя кстати.
Он ждал, сколько требовалось. Теперь — пора.
Глава 7
7.
Корабеллы не слышали и не слушались их, мангустов Лута. Большой обиды для себя в этом Мастер не видел. За много лет они научились обходиться иными средствами передвижения.
Например,
У Мастера был как раз такой. Стройная, хищная органическая машинерия, легкий корпус с ветвящимися отростками, проникнутый пучками нервных волокон. Умная биоэлектроника. Геликтиты взращивали в шахтах, исходом каждого было одно материнское поле колонии, мертвое-и-живое. Мастер нашел свой среди сотни сам, занимался им и направлял его рост, в нужную пору ломал, резал и вращивал атрибутику.
Растил под себя.
В точности так же он поступил и с Лином.
Только — геликтит слушался его впоследствии.
В ткани Лута геликтит перемещался плавно, но быстро, будто скользил по водяному желобу. Разнонаправленные отростки не только принимали в себя живые токи Лута, поглощая их и перерабатывая в энергию и кислород. Еще они чувствовали ветры и течения Лута, реагировали, скидывая информацию на ведущую панель, которую Мастер выводил на облатки, закрепленные на радужке. Старался избегать лишних приспособ в тесном жилом отсеке.