Он уснул быстро, в душноватом тепле людского дыхания, забившись в угол общей каюты. Ему полагался кусок скамьи, без мягкой обивки и видов на Лут. Лин не огорчился. Вполне хватало того, что его никто не гнал и можно было отключиться в относительной безопасности.
Сны не баловали Первого визитами. Человеческое развлечение, которому Лин, честно говоря, немного завидовал. Его организм использовал сон для восстановления функционала, и в этом процессе механики было больше, чем биологии. Он мог вовсе не спать, конечно. Но в этом случае снижалась эффективность работы.
Очнулся от жара.
Вздрогнул, пробуждаясь окончательно, поднял голову, огляделся. Пассажиры деловито суетились, собираясь на выход. Судя по общему оживлению, их маленькое путешествие подошло к концу.
Лин поднялся, цепляясь за спинку скамьи. Пассажиры уже толпились у лестницы на верхнюю палубу. Пахло людьми, едой и исторгнутой пищей — Лут не всем был по зубам.
Лин держался за поручень крепко, старался смотреть прямо перед собой. Двигался, когда двигались остальные. Если накроет, то люди Башни без труда приволокут его обратно. К ногам арматора. К брату.
Надо бежать. Надо прятаться.
Перед глазами темнело, сохли губы.
Лин глянул на свои руки и вздрогнул — сосуды проступали сквозь кожу черным кракелюром.
Низко наклонился, сгорбился, поднял плечи, прячась под капюшоном.
Он не особо верил людям. Если они увидят его такого, вдруг решат, что он несет заразу? Не пустят к себе, бросят стрелу издалека? Теперь — от ветра качаясь — он бы не смог увернуться.
Лин шел быстро, прочь от воронки корабелл, от теплого людского месива. В глубь. В деревья. Затаиться, лечь под корни, забиться в нору и пережить-переждать… Первый так оглушен был приступом странной болезни, что не заметил увязавшихся следом ребят, одетых с небрежностью сельских работяг.
Они видели, как мотало прибывшего и видели, что он был один. Его даже не пришлось заманивать — сам ушел по мало хоженой тропе, в лес.
Лин вздрогнул, когда ему свистнули в спину.
— Эй, ты!
Первый остановился. Он не уверен был, что способен принять и выдержать бой. Сердце било глухо, туго. Болела голова, грудная клетка, каждая кость в теле ныла. Кожа казалась пергаментом, схваченным огнем.
Того гляди, скрутится и слезет с горячих мышц.
Один из преследователей приблизился легким шагом и одним движением сбил капюшон. Лин отшатнулся, но поздно.
Человек тоже отпрянул, вскрикнув от неожиданности.
— Эге! Да ты больной, что ли?
— Да, — сипло отозвался Лин. — Я болен. Не подходите ко мне.
Парни быстро переглянулись. Тот, что заговорил первым, сжимал в руках дубинку. Остальные тоже шли не пустыми.
— Кидай сумку и сваливай, чумичка. Отбитых не трогаем.
Лин молча прижал к себе суму. Актисы. Браслет. Рисунки и карандаши, все там.
Парень ткнул его концом дубинки в плечо.
— Эй, слышь, калека! Давай шмот и уматывай, покуда башка цела. Места тут глухие, зверье шастает. Не сразу найдут.
— Я не отдам сумку. У меня нет денег. Все на место потратил.
— Ну, упрямый козел, — процедил местный и с места, не целясь, вытянул дубьем поперек хребта.
Лин увернулся. Рефлекс тренированного тела сдернул его с места до мгновение до удара. Полированное дерево рассекло воздух, Лин перехватил руку нападающего и переломил в локте. Ударил в подбородок основанием ладони, отбрасывая на землю. Присел, пропуская над головой новый выпад, ткнул кулаком в пах, добавил локтем сверху и, выпрямившись, не успел увернуться от дубины под ребра.
Его опрокинуло на колени.
— Ах ты, гнида…
Лина вырвало, прямо на ноги нападающего. Тот отскочил с бранью, а Лин постарался не упасть лицом вперед. Его сгребли за волосы.
Первый близко увидел глаза человека — чашки, полные омерзения, удивления и страха.
— Эй, что творите! А ну!
Чужой голос — сильный, мужской, с рычащим перекатом — поборол даже шум в ушах. Лина толкнули и он видел, уже с земли, наискосок, как убегают одни и приближается один.
Мужчина склонился над ним. Губы его шевелились, но Первый ничего не слышал. Он как будто тонул — отказывали легкие, зрение меркло, и это вязкое чувство падения, спиной назад…
Человек потянулся к нему и последнее, что зацепило гаснущее сознание Лина — радужка человека цвета коры дерева.
Деревянные глаза.
***
— Мастер?
Лин узнал его абрис. Всегда бы узнал, даже в этом зыбком, графитово-нежном сфумато.
Эфор развернулся на его голос, приблизился в два шага.
Взял за руку, всмотрелся в лицо.
— Как ты далеко, — сказал глухо.
— Где мы, Мастер?
— Сублингвальная область Лута. Не наше пространство. Случайно выбило, — Эфор вскинулся, повел головой, будто прислушиваясь.
Лин тоже насторожился. И не услышал, нет. Увидел — на самой границе восприятия. Тонкий, нудный, одной тональности протяжный звук. Будто кто-то вел иглой по стеклу. Канитель.
— За мной. Я выведу тебя.