Пыль

Этот жаркий день ничем не отличался от предыдущих дней лениво проходящего апреля. Рабочие часы закончились и на улицы хлынули потоки людей и машин, поднимая в воздух смог с запахом резины. Стояла духота и всюду, даже в спешке прохожих, чувствовалась близость дождя. Первого за эту весну.

Старик сидел на лавочке и ковырял пальцем отошедшую краску. Нервничал. Чувствовал, как начинает болеть спина и голова, но не уходил. Он просидел так уже часа три и все гадал: приедут сегодня или теперь уже завтра?

Этот год запомнится ему навсегда, возможно самой тяжелой битвой в его жизни. Битвой, которую он проиграл. Да и как тут не проиграть-выпусти на арену жалкого оголодавшего раба против опытного гладиатора-и то выглядело бы не так нелепо. Он знал, что все напрасно. Знал, что все жильцы сразу дали согласие и лишь его упрямство продолжает эту волокиту. Он чувствовал на себе их раздраженные, недоумевающие взгляды, не раз находил глупые, а порой и жестокие записки под дверью. Но не мог позволить себе сдаться.

Он поднял слезящиеся от солнца глаза и снова посмотрел на дом. Его дом. Он надеялся, что за год чувство боли утихнет и ему будет легче. Но этого не произошло. Он держался до последнего, даже когда судья объявил результаты дела, не стал съезжать. И только когда дом обесточили, перебрался к сыну. Снос назначили на последние числа апреля. И вот уже несколько недель он ездил попрощаться. Это было далеко, почти два часа на автобусе ехать. Сын отговаривал его, невестка каждый день придумывала ему какие-нибудь занятия. Но сразу после обеда он выходил из дома и шел к остановке. Выходя из автобуса, он спешил, боясь увидеть уже руины и облегченно вздыхал, различая между голыми деревьями краснокирпичные стены. Вечером, когда он возвращался, то заставал всех домашних за ужином. Его сажали за стол, кормили, как заядлого путешественника, вернувшегося из экспедиции, весело расспрашивали о том, что интересного было в дороге. Но он со стыдом замечал в их заботливых взглядах едкий страх. “Наверно думают, что однажды я вернусь со съехавшей крышей”-горько усмехнувшись подумал он. “Или не вернусь вообще”.

Он никогда не был упрямым, вредным или злобным человеком. Да и стариком таким не стал. Но, когда узнал о решении администрации снести дом, чтобы переселить всех в новое жилье, то весь будто переполнился дикой энергией. Он подал в суд, обращался в различные фонды, собирал подписи. Стыдно подумать-пытался подкупить агента из строительной компании. И не знал, сгореть от стыда или рассмеяться, когда тот с жалостью посмотрел на его худой конверт и сказал: “Дед, ты извини, но я на это даже месяц не проживу. Не могу я тебе ничем помочь, честное слово.”

Второй этаж, угловая квартирка. Две комнаты и еще одна за перегородкой: сын еще в 10 лет заявил-хочу отдельную комнату, буду учиться на музыканта. И ведь выучился. Сейчас работает музыкальным продюсером-придумали же слова такие. Вздохнув, старик подумал, что любит сына именно за то, что тот похож на свою мать. Такой же серьезный, целеустремленный, и добрее человека не придумаешь. Старик смотрел на две пустые оконные рамы с необычными зелеными форточками. Это давно, когда второй ремонт делали. Баловались с сыном – кто быстрей покрасит. Не успели к маминому приходу развести белую краску, боялись – достанется обоим. А она только рассмеялась тогда, назвала оболтусами и перекрашивать не разрешила.

Начинало смеркаться, но еще можно было разглядеть дальнюю стену кухни- светлая бумажная полоска выделялась среди темного фона. Пришлось переклеить: жена, когда падала, пыталась ухватиться за этажерку, и та разорвала обои.

Старик тяжело встал-левая коленка не хотела разгибаться и идти пришлось прихрамывая. Он захотел подойти поближе, чтобы рассмотреть всю комнату. И вдруг замер. Возле подъездной двери на небольшой затоптанной клумбе пробивались зеленые ростки. Старик заулыбался – это же георгины. Жена посадила их здесь больше десяти лет назад, осенью. Они цвели много лет и, как он думал, погибли в год, когда за ними стало некому ухаживать. И вот сейчас они пробивались сквозь не до конца согревшуюся землю, покрытые пылью, но уверенно зеленые. Новая жизнь на старом месте. Он закрыл глаза морщинистой рукой и тяжело вздохнул.

Почти семь. Значит сегодня уже не приедут.

Он вздрогнул от налетевшего ветерка и поднял ворот шерстяного пиджака. Последний раз окинул взглядом свой дом и медленно побрел к остановке. С неба начали падать первые капли дождя.