Пыль и бисер

— После смерти папеньки я соблюдала траур. — потупилась я. Врать надо правдоподобно. — Потом Фрол Матвеевич предложил мне работу бухгалтера. Это занимает много времени, да и не очень хорошо сказывается на моем положении в обществе.

Мой собеседник чуть порозовел.

— Поэтому беззаботной глупенькой барышни из меня не получилось. А в другом статусе здесь не гуляют.

— Простите мне мою нескромность, а как же Ваша семья? — он какой-то слишком настойчивый.

— Маменька умерла, когда я была совсем крошкой. О папеньке Вы, возможно, уже слышали. Позапрошлой осенью он разорился и… не смог этого пережить. Я перебралась из Симбирска сюда и попробовала начать новую жизнь. Одна.

По его лицу пробежала тень, но я решила добить все вопросы в зародыше.

— Пётр Николаевич, мы с Вами современные люди и можем говорить открыто. Для бесприданницы, даже из очень хорошей семьи, вариантов немного. Или замуж за того, за кого в здравом уме не пойдут более благополучные, или какая-то честная работа или… иная судьба, которая хуже смерти. — экая я сегодня трагичная.

— Не говорите так, сударыня. — Он давно уже перестал грести, и мы замерли посреди пруда. Одни, как метеориты в тундре. Почему-то с ним мне не хотелось лицемерить — у нас были общие секреты, что делало нас заговорщиками, да и в остальном он очень располагал к себе.

— Петр Николаевич, я выбрала то, что сохраняет мне самоуважение и честь, хотя, как подозреваю, не все со мной согласны.

— Вы удивительная. Первый раз вижу столь современно мыслящую особу, которая не пытается быть как другие, и при этом не скатывается в эпатаж.

Это он всерьез? Что вообще творится с людьми этой весной? Или я так погрузилась в мелочное выживание, что не замечала их особенностей раньше. Или все же сословные границы определяют куда больше.

— А Вы, Петр Николаевич, ничего не рассказываете о себе.

— Да и нечего очень-то рассказывать. — он снова взялся за весла и греб отрывистыми, широкими взмахами. — Моя maman умерла тоже очень давно. Отец вскоре женился, потом появились дети. И я тоже решил достичь чего-то сам, понимаете?

— Да, когда получаешь что-то извне, это дар. И он до конца принадлежит тому, кто его сделал. А если чего-то достигаешь сам, то это полностью твое.

— Вот! У Вас так хорошо получилось оформить эту мысль в слова!

Он так обрадовался моему красноречию, что чуть не перевернул лодку.

Мы еще потелепались по пруду, но к первым сумерками таки причалили обратно. Поручик галантно помог мне выйти и сдал с рук на руки Фролу, который уже распрощался с большей частью компании. И лишь Катусов с трагедией во взоре следил за этим цирком.

— Надеюсь, мы еще увидимся, Ксения Александровна. Честь имею. — и откланялся.

* * *

Домой мы возвращались опять же ни словом ни обмолвившись о водных видах спорта.

За ужином Рябинкин был в ударе: сиял, острил, даже со мной хором спел. Я еще хорошо помнила саундтрек к «Петербургским тайнам», а он увлекался стихами Баратынского.

Не растравляй моей души
Воспоминанием былого.
Уж я привык грустить в тиши.
Не знаю чувства я иного.

Играли в фанты, смеялись — как нормальная семья. В отсутствии телевизора и интернета есть определенные преимущества.

Утром заявился Катусов с тенями под глазами. Видимо не спал, думу думал.

— Ксения Александровна, я имею честь пригласить Вас в театр.

Бог мой, только не в этот клуб художественной самодеятельности, где все так активно переигрывают, а примадонна — курпулентная дама постбальзаковских лет увлеклась ролью маленькой девочки.

— Дмитрий Денисович, разве у нас случилась премьера?

— Очень-очень трогательная постановка господина Островского. — Он требовательно смотрел на меня.

Вот даже в двадцать первом веке в доме повешенного не принято говорить о веревках. А тут меня носом тычут в мое бесприданничество и проституцию с богатым купцом. Хамство это.

— Боюсь, трагедий в жизни и так достаточно, чтобы их со сцены смотреть. Когда «Сон в летнюю ночь» Шекспира поставят — я с удовольствием потрачу на них свое время, Дмитрий Денисович. — Я порылась в конторке и извлекла одолженную книгу. — И благодарю за чтение.

Гость принял том назад и поинтересовался моим мнением.

— Мне лично ни один из персонажей, на которых опирается автор, особенно-то и не понравился. Ну девочку, жаль, конечно. И жену тоже. Но та, бедняжка, вообще оказалась пострадавшей.

— Но как же?! — аж подпрыгнул чиновник. — Иванов тонко чувствующий рутину жизни человек… А доктор Львов…

— Доктор Львов полез не в свое дело, а главный герой поступил со всеми плохо.

— Вы еще слишком молоды, Ксения Александровна. Мужские переживания Вам непонятны.

— Вот об этом я и говорю. — я свернула разговор на природу и погоду.

Катусов помаялся-помаялся, да и ушел, раздраженный суетой в лавке. Мы готовили конкурс фигурной выпечки, было совершенно не до гостей. А тут вообще раздражают философствующие бездельники. У них страна через считанные годы рассыпаться начнет, а они так и будут искать высший смысл в невнятных телодвижениях.

* * *

Цветов больше не приносили.