Вышли на свет, Тин-линь подозвал кормщика. Стал объяснять, что им нужно. Тот понял и согласно закивал головой. Открыли люк, по крутой лесенке спустились на сажень под палубу. Принесли фонари. Крысы с недовольным писком шмыгнули в темноту. Пахло сыростью и чем-то затхлым. Монотонно плескалась вода на самом дне. Трюм был тесным и заставлен корзинами и мешками с тем товаром, который удавалось выменять у рыбаков. Связки вяленых рыб плавно покачивались у потолка. В одной корзине были сложены причудливые раковины, переливающиеся в тусклом свете фонарей.
Мишка заметил несколько лубков и догадался, что это женьшень. Вспомнились скитания по тайге, смерть женьшенщика, и стало весело от осознания, что всё это осталось позади, а впереди волнующее неизвестное. И что сулит оно – известно только богу.
Бочки с мукой, просом, рисом, бобами стояли отдельно. Их было очень мало. Видно всё обменяли, и домой отправились уже без запасов.
– Ну что, жратвы пока хватит, а там видно будет, – заметил Мишка и с видимой охотой полез на палубу.
– Обобрал-таки рыбаков хозяин, – пробормотал И-дун и в голосе его слышались нотки озлобления.
– Для того и путь держал, – ответил Мишка. – Ихнее дело такое. Без этого, что за купец. Сам из таких.
– Жиреют на людском горе! Чтоб их хоронили без гроба!
– Стало быть, так им на роду написано. Каждому своё, – философствовал Мишка, чувствуя, что его слова не очень-то нравятся приятелю. – Торговые дела всегда так. Один жиреет, а другие тощают. Изменить такое и в голове ни у кого не умещается. Другой раз прихлопнут одного-другого, а всё остаётся по-старому.
– Без торговли, какая жизнь? – заметил Тин-линь, озирая горизонт и далёкий берег. Все щурились от яркого света.
Джонка ходко шла к югу, тихо покачиваясь с борта на борт. Матросы отдыхали в ожидании новой команды, но погода стояла тихая и работы не предвиделось.
– Куда нас чёрт несёт? – воскликнул Мишка с задором в голосе.
– Духи одни то знают, – ответил Тин-линь.
– Духи-то всё знают, в вот мы... Дух захватывает при взгляде на эти воды. Сколько простора! Вода и небо! Жутко!
– А здешним людям всё это привычно. Они дома, и ничего не боятся.
– Ну уж не согласен. На Амуре буря разыграется, так света белого не взвидеть, а тут как? Не дай бог, какая буря налетит. Жуть!
– Посмотрим. Думаю, что всего придётся повидать.
– Да уж это ты верно заметил. Но всё ж на земле оно как-то спокойней. А может, привыкну.
– Привычка. Люди говорят, что ко всему привыкнуть может человек.
– Всё ж мы существа земные. Трудно привыкнуть, а всё ж красота!
– Красиво, – согласился Тин-линь. – Всю жизнь думал о море, мечтал о нём, тянуло меня к нему. А вот увидел и как-то не ожидал, что так огромно оно и необъятно. И верно ты говоришь, что жуть охватывает, глядя на него. Так и кажется, что налетит ветер и джонка наша рассыплется в щепы.
– Не каркай! Духи твои ещё услышат. Может, какому морскому духу дары поднести, а?
– Оно бы не мешало, да не вспомнить мне таких духов. Не нужны нам были морские духи. Надо у корейцев спросить, должны знать хорошо.
С большим трудом удалось договориться о жертвоприношении. Матросы с изумлением и радостью исполняли ритуал на свой лад. После выдали им праздничную порцию ханшина и богатую закуску. Мишка не скупился хозяйским добром. Матросы с жадностью уничтожали целые рыбины, запихивали полные рты рисом и бобами, густо сдобренные маслом.
Лица оживились и повеселели. Угрюмость исчезла, раздавался смех и весёлые восклицания. Слегка захмелевшие матросы порывались обниматься и выказывали откровенное дружелюбие.
– Видал, как их развезло! – радостно кричал Мишка своему бывшему хозяину, опрокидывая крохотную чашечку в рот. – Теперь можно надеяться и на содействие.
С этого дня отношения команды стало почти дружеским. Во всяком случае, Мишка перестал остро ощущать опасность и постоянно быть настороже.
Уже к концу недели джонка стала петлять в нескончаемой цепи островов и островков. Гористые, покрытые тёмным лесом, с грохочущим прибоем, они пугали пассажиров. Привыкнуть к виду пенных пучин было нелегко.
Всё чаще попадались различные джонки, иногда просто громадные с несколькими высокими мачтами. Корейский берег давно пропал из виду. С завидным искусством кормщик вёл джонку среди этого скопления островов, лицо его осунулось и почернело. Он почти не спал, опасаясь наскочить на подводные скалы или сесть на мель. Иногда ветер крепчал, и приходилось отстаиваться за высоким мысом или уходить подальше от опасных берегов.
По ночам кормщик, а его звали Сун, выбирал место потише и бросал якорь. Но случалось, что приходилось ложиться в дрейф вдали от берегов.
Мишка установил вахты на ночь, но это сильно утомляло друзей. Они так и не решились полностью довериться корейцам и постоянно держали их под неусыпным наблюдением.
Понемногу стали свыкаться с морем и качкой. Постигали морскую премудрость, и уже сами могли управляться парусами и снастями. Но вот чутья им ещё совсем не хватало, когда дело заходило о ветре, погоде и приметах. Здесь без опытного Суна обойтись было невозможно.