Пыль под солнцем. Умирать не комильфо

— Ты Борьку случаем не видел?

— Да вон твой Борька под водой, я его якорем придавил, чтоб не буянил тут, скотина — ответил ей Юрка

— Где?

— В якорный клюз посмотри, там, где шпиль, дура.

Мишка поднялся, подошёл к корме, заметил, как якорная цепь играет. Заглянул за борт, на глубине полутора метров шевелилось Борино тело. Якорь Холла придавил ему живот, не давая всплыть.

— Бедненький — жалостливо проговорила подошедшая Татьяна.

— Этот бедненький живот тебе вспорол — напомнил ей Юрка.

— Дяденька Миша! — звонким голосом прокричала вдруг мёртвая Юркина дочь. — Иди к себе в каюту, там тебя ждут.

— Кто там меня ждёт?

— А ты иди, там сам узнаешь — Мишка лишь на секунду встретился взглядом, девочкой и ощутил, как проваливается в бесконечную, безысходную пропасть. Его пробила дрожь. Он отвёл глаза, огляделся. Заметно потемнело. Окружающее пространство то и дело озарялось фиолетовыми вспышками. Беззвучно сверкали молнии, что-то тёмное пролетело над ними, махая огромными перепончатыми крыльями. Страх все сильнее охватывал Мишку, страх, переходящий в ужас.

— Глянь ко, к нам гость к верху жопой с другого крана приплыл! — произнесла все ещё стоящая на корме повариха. Всю башку из ружья разворотили. Кажется, Семенычем звали. Весело там у них там, сходить что ли?

— Кишки по дороге растеряешь, — съязвил ей Юрка. Дочка его все смотрела на Мишку: — Дядя! Иди!

— Ладно — Мишка резко поднялся и решительно направился к входу в жилое. В дверях он обернулся: все трое молча взирали на него. (У Юрки глаза побелели и на фоне сине — багрового лица, чёрных губ с торчавшим изо рта языком — все это смотрелось нереально жутко), Каюта Мишки находилась слева от лестницы, в самом углу. Перед дверью Мишка нерешительно остановился, прислушался, — в каюте было тихо. Непонятная тоска овладела им. Секунду постояв, он глубоко вдохнул и резко распахнул дверь. В полумраке каюты он разглядел сидящую на краешке кровати щуплую фигуру человека.

И она была до боли знакома Мишке.

— Ну, здравствуй сын! — услышал он чуть хрипловатый голос, и это был голос отца. И человек, сидящий на кровати, несомненно, был его отцом, умершим семь лет назад.

— Здравствуй батя — глухо выдавил Мишка, вглядываясь в лицо отца, но полумрак скрывал его.

— Да вот решил всё-таки навестить тебя, а то все собирался. То тебе недосуг, то мне некогда. Что в дверях стоишь, иди, хоть поздороваемся.

Отец встал с кровати и у Мишки ёкнуло сердце, как когда он увидел отца в гробу на похоронах, оттого что года и болезни иссушили отца. Мишка сделал шаг навстречу, они легонько обнялись. Мишка ощутил еле заметный запах тлена (как тогда, когда отец лежал в гробу, а Мишки поцеловал его лоб, прощаясь)

— Ну и ладно, давай присядем сын. Они расселись, мёртвый отец на своё место на кровать, Мишка, пододвинув стул сел сбоку, возле стола. Оба украдкой поглядывали друг на друга, оба молчали.

— Вырос ты, однако, совсем мужиком стал — прервал молчание отец.

— Ты батя совсем не изменился, такой же каким я тебя в последний раз видел.

— Это в гробу, когда лежал? Так я и явился таким, каким ты меня напоследок запомнил. Так-то в земле уж сгнил весь давно, и костюмчик этот парадный распался в клочья… Спасибо, что на похороны приехал, далеко добираться то было.

— Еле успел, тебя уж выносить хотели…

— Спасибо, постарался, уважил старого.

Мишка и вправду еле успел на похороны: — самолётами, электричками, попутками…

Мог ведь и не торопиться, если бы денег на операцию выслал. Наверное, и доселе отец живой бы бегал по своему огороду! Нет, жена: — «Машину покупай, сколько долго копили! Отец ещё потерпит!» Не потерпел… И уже ничего не исправить. Боль да злоба на себя на всю жизнь. Вот и сейчас подкатила к горлу, сжала сердце.

Мать просила тогда робко в письме: «мол, не может ли он сколь помочь деньжатами, отец хворает, возможно, на операцию деньги понадобятся». Клятвенно обещал, чуть попозже, — не понадобились… Только на похороны.

— Могилку справно изладили, на бугорке, под деревом. Только вот

супружница моя, рядом со мной лечь хотела, что не способствовали? Отгородить для неё место нужно было. Просила она, наверное.

Просила… И оградку на двоих уж заказали, да только люди, наглые вперёд на это место покойника закопали. Мать узнала, разговаривать перестала, да и померла в одночасье. Похоронили недалеко, но не там. Ох, господи! Передрался тогда Мишка со всеми этими сволочами, чуть жив остался. А толку? За мать обидно до слез. На душе больно. Сейчас вроде договорился за деньги перезахоронить, положить мать рядышком. Дочь школу кончила, на обучение деньги надо… Да пошло все!

— Кредит батя возьму, в этом месяце обязательно матушку рядом с тобой положу. Прости меня, батя! — слезы душили Мишку

— Ладно, сын! Ты о живых думай, не подличай, заботься о родных, вот на душе камня то и не будет висеть.