Пылай, огонь

По-прежнему колеблясь, он подошел к ближайшему окну и отдернул портьеру. Перед глазами его простиралось пространство двора, залитое грязью, засыпанное опавшими листьями и изрезанное следами экипажей. Он глянул на скромную, но элегантную карету мистера Пиля, дожидавшуюся хозяина, на голые кусты, на одинокое высокое покосившееся дерево, на голых ветках которого оставалось еще несколько желтых листьев.

Затем мистер Мейн сжал губы. Подойдя к столу, он ткнул в листы, исписанные почерком Чевиота.

— Мистер Чевиот, — сухо сказал он, — почему вы прикрываете леди Дрейтон?

У мистера Хенли, сидящего за столом в углу, в руке дрогнуло перо и покатилось по столу, мистер Хенли еле успел поймать его.

У Чевиота перехватило дыхание.

— Какие у вас есть основания утверждать, — осведомился он, — что я прикрываю леди Дрейтон?

Мистер Мейн нетерпеливо махнул рукой.

— Дело не в том, что вы говорите. Дело в том, что вы не говорите. Бросьте! Она представляет собой вашего самого важного свидетеля, а вы почти ничего не говорите о ней. В соответствии с вашим собственным отчетом леди Дрейтон стояла в десяти или двенадцати футах за спиной жертвы. И, что еще более странно, у нее была с собой муфта. Вы изучали историю, мистер Чевиот?

— К счастью для себя, да.

— Значит, вы должны знать, — сухо сказал юрист, — что примерно в конце семнадцатого столетия, во времена так называемого гнусного «папского заговора», женщины привыкли защищать себя, нося в муфтах карманные пистолеты.

При этих словах мистер Мейн выпрямился.

— Мне будет очень жаль, мистер Чевиот, — с подчеркнутой вежливостью продолжил он, — если наше сотрудничество начнется с недоразумений. Но (простите меня!) мы так мало знаем о вас. Говорят, что вы известный атлет. Тем не менее удастся ли вам справиться с очень непростой командой, которой вы должны ныне руководить? Прошлым вечером вы весьма хвастливо старались убедить нас, что любой может взять пистолет — да, тот самый, что лежит ныне на столе! — выстрелить в чучело медведя, и вы сможете сказать, кто из нас стрелял. Выполнили ли вы свое обещание? Мне кажется, что нет. Вместо этого...

Неожиданно он замолчал.

Он замолчал и повернулся к окну, потому что никто из находящихся в помещении не мог не услышать доносившийся снаружи голос.

Он сотрясал октябрьский воздух, который, потеряв водянистую желтизну, обрел мрачноватую серость. Чевиот понял, кому принадлежал этот голос: капитану Хогбену, и теперь в нем не было и следа былой шепелявости. Он был хриплым, грубым, полным ярости, ненависти и торжества.

— Выходи, Чевиот! — орал он. — Выходи, трус, и получи, что тебе причитается!

10 Битва во дворе

Чевиот сделал три стремительных шага к ближайшему от него окну и, подобно мистеру Мейну, отбросил портьеру.

Внизу, не далее чем в тридцати футах от дома, виднелись три человека. Утопая в грязи, они недвижимо стояли под высоким изогнутым деревом с немногими оставшимися на нем листьями.

Капитан Хогбен и лейтенант Уэнтворт были в полной парадной форме. Их пурпурные мундиры и белые портупеи ярко выделялись в сероватом воздухе, так же как тугие белоснежные лосины. На левом боку каждого из них висел прямой палаш в позолоченных ножнах, и на обоих были высокие медвежьи шапки. И только короткий белый плюмаж на левой стороне головного убора Хогбена и такой же короткий красный плюмаж справа у Уэнтворта позволял отличить форму Первого пехотного полка от Второго.

Но были и другие различия.

Капитан Хогбен, подбоченившись, стоял под высоким деревом. Над ремешком головного убора, перетягивающим подбородок, было видно его покрасневшее от натуги лицо и искривленный рот, выкрикивающий ругательства. Левое его плечо было приподнято, а правое опущено; в правой руке в белой перчатке он держал рукоятку хлыста, который волочился за ним по земле.

Лейтенант Уэнтворт стоял строго и неподвижно. Между ними, дрожа всем телом, размещался Фредди Деббит.

Хогбен увидел в окне Чевиота.

— В ы х о д и, т р у с! — завопил он. — В ы х о д и  с е й ч а с  ж е, а  н е  т о...

Напряжение Чевиота, которое он сдерживал весь день, лопнуло и с таким грохотом рассыпалось на куски, что он на мгновение едва ли не оглох.

Он резко повернулся. На лице его расплылась широкая улыбка, полная такой убийственной ярости, что четверо собеседников просто не узнали его с первого взгляда.

— Прошу простить меня, джентльмены, за небольшую отлучку, — сказал он голосом, незнакомым даже ему самому.

Двинувшись к дверям, он распахнул их.

В коридоре его встретил шум и топот торопливых шагов. На нижней площадке марша была мешанина высоких шлемов и тугих синих мундиров с металлическими пуговицами, обладатели которых торопливо затягивали портупеи. В дальнем конце неподвижно стоял высокий инспектор с узким серебряным галуном на воротнике, удерживавший тех, кто рвался наружу.

Как только в дверях показался Чевиот, все застыли как вкопанные.