Змея кольцами обвивается вокруг моего сердца. Та самая змея, которая была там с того момента, как я встретила Мава. Я поднимаю руку и на несколько секунд накрываю его руку, которую он обернул вокруг моего живота. Я впитываю ощущения его близости. В этом что-то есть. Такое чувство, что именно в его руках я и должна находится. Я не могу объяснить, почему так. Без разрешения он выжег на моем сердце свое имя. Разжег внутри меня огонь, и я понятия не имею будет ли он когда-нибудь потушен. Но одно я знаю точно: неважно, куда я отсюда уйду, каждый момент, который мы разделили, останется со мной навсегда.
Хорошее и плохое.
Я высвобождаюсь из его рук, и он неохотно меня отпускает. Я не даю ему ответ, да он его и не требует. Может быть, потому что знает, каким будет ответ, если я озвучу ему свое решение прямо сейчас.
Глава 21
Цена свободы зависит от многих факторов.
ЭМБЕР
На том ринге я сражалась больше, чем Люци. Внутри меня уже давно копились и множились разочарования в людях и решениях, которые привели меня к этой точке. Рано или поздно они бы вырвались наружу.
Мне двадцать два года, а я ни разу не прожила день так, как хотела бы его прожить. По крайней мере, если судить по тому, что я помню. Моя жизнь была чередой препятствий. Многие люди и вещи нуждались в моем внимании. На протяжении долгих лет я ставила потребности других людей превыше своих собственных.
Поначалу, это помогало моей маме оплачивать счета. Когда она бросила нас, мне пришлось работать день и ночь, чтобы не лишиться крыши над головой, не говоря уже о еде в шкафах.
Сандаун, предоставленная самой себе, забеременела в пятнадцать лет. Она не могла удержаться на работе и не знала, как ухаживать за ребенком, — или не хотела знать — поэтому вот уже почти четыре года я обеспечивала и заботилась об Уилл.
Я заменила ей мать.
Моя сестра то появлялась, то исчезала из нашей жизни. Частично это была моя вина, я должна была сразу ее вразумить. Но как я могла? Наша мать продавала свою самую красивую дочь за деньги. У моей сестры была оправданная причина бояться и время от времени сбегать. Она ненавидела оставаться в доме, там, где подвергалась насилию, но переезд был роскошью, которую мы не могли себе позволить.
Я сочувствовала ей. Я не винила ее в том, что она не могла заглушить свою боль и подавить воспоминания о мужчинах и алкоголе. Я просто не хотела, чтобы это вредило мне и Уилл.
В конце концов, скатившись на самое дно, она появилась у двери, полумертвая, избитая до посинения и истощенная до неузнаваемости. Она не рассказала мне, что случилось, но через какое-то время она решила завязать и начать новую жизнь. Сначала она была просто еще одним ртом, который нужно было кормить, но, к моему удивлению, она устроилась официанткой на полставки и позволила мне помочь ей подать заявку на получение государственной помощи.
Именно тогда я встретила Уорнера. Он приехал на конференцию в отель, где я работала. Он изо всех сил старался как бы нечаянно столкнуться со мной и завязать разговор.
Я влюбилась… заглотила наживку… клюнула как рыба на крючок… угодила в ловушку его небесно-голубых глаза и была сражена обаянием милого американского парня. Как я могла устоять? Он пылинки с меня сдувал, приносил цветы и водил в лучшие рестораны. Он оплачивал мои счета, давал мне деньги, которые я тратила не только на себя, но и на Уилл и Санни. С Уорнером я делала то, о чем раньше могла только мечтать. Впервые в жизни у меня были красивые платья и потрясающая обувь. Солнцезащитные очки. У меня никогда не было солнцезащитных очков. Они были блажью, а у меня были деньги только на предметы первой необходимости.
После четырех месяцев знакомства Уорнер попросил меня переехать к нему. Он медленно, но верно убеждал меня в том, что Санни никогда не возьмет на себя материнские обязательства по воспитанию Уилл, пока я не уйду с ее пути. Он сказал, что я мешаю им построить настоящие отношения между матерью и дочерью, сказал, что Уилл нуждается в своей маме. Где-то в глубине души я долгое время тоже так считала, но от его комментария почувствовала себя виноватой и эгоистичной, пока наконец не уступила.
Я тогда еще не понимала, что, убеждая меня переехать от них, он начинал отдалять меня от всех, кого я знала и любила.
Уйти от Уилл было трудней всего того, что я когда-либо делала. За одним единственным исключением — жить каждый день так, как я живу сейчас, не видя ее лица и не слыша ее голоса. Не только потому, что мне казалось, будто я вырвала свое сердце и вверила заботу о нем своей ненадежной сестре, но и потому, что беспокойство, которое я испытывала, было невыносимым. Что, если Санни снова решит, что она не готова быть мамой? Что, если она снова начнет пить? Что, если она приведет в дом мужчин?
Я волновалась постоянно.