— Мав, — я произношу только его имя и ничего больше, потому что мысли в моей голове начинают путаться. Боль потребности, которую он во мне пробуждает, становится все острее и нестерпимее. До тех пор, пока она, как растянутая резинка, не достигает своего предела разлома, обрывается и проносится по всему моему телу волнующей дрожью. Бурным потоком ощущений, обволакивающим каждую мою мышцу.
Пальцы Мава не перестают двигаться внутри меня. Он продлевает оргазм чувственными поцелуями до тех пор, пока он не извлекает из моего тела каждую частичку этого наслаждения.
И когда мои колени слабеют, он ловит меня.
Его губы покрывают легкими поцелуями мою челюсть, шею и ухо. От его горячего дыхания по моей коже проносятся мурашки.
— Охренеть. Я никогда не видел ничего более совершенного, черт возьми, — он озорно усмехается и чмокает меня в губы.
— Не могу дождаться, когда увижу это снова.
Он вытаскивает из меня пальцы, и я тут же чувствую влажность, скопившуюся между моих бедер. Но не успеваю я смутиться, как Мав поднимает руку и засовывает пальцы, покрытые моим возбуждением, себе в рот. Он стонет, закрывает глаза и облизывает их дочиста.
Когда он открывает глаза, они цвета расплавленного золота.
— Теперь я до конца вечера буду мечтать о том, чтобы трахнуть тебя своим языком.
От этих слов мышцы в моем влагалище сжимаются снова и снова. Это походит на угрозу. Но мысли о его губах на той части моего тела — восхитительная угроза, о которой я, без сомнения, буду думать в течение следующих нескольких часов.
Глава 27
По-моему, я никогда не оправлюсь. Это было охренительно. Просто чума. Я думал, что знаю, во что ввязываюсь. Но я этого не знал. Это ни с чем не сравнится. Целовать ее. Чувствовать ее под своими руками. Ощущать на губах ее вкус. Ни с чем другим это даже близко не встанет.
Эта девушка погубит меня. Если она когда-нибудь уйдет от меня, как Дана, я не останусь с почерневшим сердцем. Потому что от него просто-напросто ничего не останется, кроме золы и пепла.
Меня все еще потряхивает, когда я поднимаю ее и кладу на кровать.
— Полежи со мной, — говорю я, поскольку не могу признаться ей, что я сейчас настолько возбужден, что черта с два я смогу спокойно расхаживать по клубу. А одна мысль о том, что кто-нибудь из моих братьев увидит ее с пылающими щеками, опьяненными от страсти глазами и спутанными волосами, приводит меня в ярость.
Теперь она моя, и неважно, понимает она это или нет. Я так чертовски сильно пристрастился к ней, что обратной дороги нет.
Опустившись на кровать, я притягиваю ее к себе, чтобы она прилегла на мою грудь. Я ласково провожу рукой по шелковистой, гладкой коже ее спины. Она вздыхает, и меня пронзает всплеск глубокого удовлетворения.
— Я никогда раньше этого не делала.
Моя рука на ее спине замирает, и я склоняю голову набок, чтобы взглянуть на ее лицо.
— Никогда не делала что? — затем меня осеняет. — Не кончала?
Она, как обычно, чуть заметно кивает.
— Удовлетворяла себя, да, но не с…
— Но не с кем-то другим?
Она снова кивает. Матерь Божья. Если это не мысль об убийстве проносится по моим венам, то я не знаю, что это.
— Твой бывший был куском дерьма, — рычу я.
— Да, я знаю.
Я напоминаю себе выудить из нее побольше информации о ее бывшем парне. Тогда я найду этого козла, и мы с моими братьями сможем передать ему пламенный привет. А также незабываемо с ним попрощаться.
Я зажимаю пальцами ее подбородок и заставляю ее посмотреть на меня.
— Ты в порядке? Не жалеешь о том, что мы только что сделали?
Она льнет ко мне и трется своим носом о мою грудь, от чего мой член пульсирует еще сильнее.
— Я не знала, что это может быть так.
Я обнимаю ее и прижимаю к себе.
— У меня такое чувство, что дальше будет только лучше.
— Ты так думаешь?
Она поднимает на меня свои чарующие глаза.
— Я в этом уверен. Я не шучу. Такое чувство, что тебе хорошо там, где ты сейчас, и ты не хочешь быть в другом месте.
Когда в комнате воцаряется тишина, я упиваюсь тем, что могу прикасаться к ней, тем, как идеально мы подходим друг другу, словно она была создана кем-то наверху специально для меня. Каждую секунду, что я держу ее в своих объятиях, я мучаюсь, понимая, что ничего не могу поделать со своей эрекцией. Она пульсирует от необходимости находиться внутри нее, но мне приходится ее игнорировать. Я не могу торопить события. Не так, как в прошлый раз.