— Мне не нужны твои деньги, дома, доходы от альбомов, мне ничего от тебя не нужно, — сказал я довольно зло и холодно, я почти не владел собой, — Элис тоже считает, что я сплю с тобой, рассчитывая что-то поиметь, и все остальные тоже, ты думаешь, ты покупаешь меня? Мне плевать на твои деньги, на твою славу, я ничего не хочу от тебя, кроме тебя самого, и лучше бы у тебя ничего не было, мы бы не сидели в таком дерьме.
Я взял сигарету и закурил. Крис молча сидел на полу. Внезапно он встал и обнял меня сзади, крепко прижимая к себе:
— Прости, я не то сказал, — произнес он тихо и покорно, — я не хотел тебя обидеть, я идиот.
— Ты не идиот, — возразил я, — ты думаешь то, что обычно думают в таких случаях, у меня нет ничего, у тебя есть все, тебе в голову не приходит, что я способен любить тебя и без всего этого, ты живешь в этом аду, ни на минуту не забывая о нем.
— Но ведь это не так? — спросил он, — ты мой, потому, что я — твой, да, Стэн, скажи это?
— Да, — подтвердил я.
Он разжал объятия и взяв меня за руку, подвел к постели. Он смотрел на меня с мучительным нетерпением, мне было все равно, что с нами будет дальше, мне было достаточно того, что сейчас его глаза выражали всю ненасытность его желания.
— Разденься, — глухо попросил он.
— Сделай это сам.
Он протянул руки и осторожно снял с меня футболку. Я проделал с ним тоже самое. Это было похоже на игру с огнем, страшным и грозящим пожрать нас обоих в мгновение ока. Я опустился на постель, и он снял с меня все остальное. Крис стоял надо мной, не двигаясь.
— Чего ты ждешь? — спросил я, чувствуя, как от его взгляда по всему моему телу разливается жар, подступая к горлу, удушающей волной. Крис сел рядом и, подняв мои руки, прижал их над головой к постели.
— Я нашел твои рисунки, случайно, — сказал он, наклоняясь ко мне и вглядываясь в мое лицо, — ты рисовал меня, Тэн, и мне это нравится, почему ты это скрывал?
— Это были наброски, — я улыбнулся, произнося эту ложь.
— Я не умею рисовать, — ответил он, проводя пылающей ладонью по моей груди. — но есть еще фотографии, ты позволишь мне, Тэн, только для меня.
— Нет, это даст новую пищу скандалу, он возобновиться.
— Я найду того, кто будет молчать.
— С одним условием, — сказал я, — я согласен, но с одним условием, ты познакомишься с Виолой Тиздейл.
Харди усмехнулся.
— Да, — наконец ответил он, — познакомлюсь.
Наша «сделка» состоялась. Я приехал после очередного «сеанса» у Хайнца. Вопросов о моей сексуальной ориентации он больше не задавал, но зато он нашел новую, не менее видимо для него увлекательную тему — мои взаимоотношения с Виолой. Не понимаю, как он до этого докопался. Боюсь, что он до нее доберется, а это уже совсем нежелательно. Вообще-то это, кажется, запрещено, она несовершеннолетняя, да и к Шеффилду никакого отношения не имеет. Но от этого любителя интимных подробностей чужой жизни, можно ожидать чего угодно. В конце концов, он поднимет всю необходимую информацию, узнает о том, что она дочь Томаса, а Томас осужден пожизненно, был и погиб во время пожара. Узнается то, что не осталось в тени во время процесса — моя причастность к этому делу. Это обеспечит мне славное будущее, и тогда я с чистой совестью сознаюсь в убийстве и расплачусь по счетам за все то, счастье, которое сполна было послано мне небом. Настоящий хэппи-энд в духе социальной драмы шестидесятых.
Приехал в два. Крис был дома и пил виски вместе с в высшей степени экстраординарной личностью в синем костюме, с перстнями на каждом пальце и серьгой в ухе, он был высокий, статный, светловолосый, с удивительными золотистыми глазами, я так и не выяснил были ли это линзы или его естественный цвет.
Крис представил мне его как Освальда, фотографа-датчанина, профессионала суперкласса. Я охотно поверил в это, заметив, как он посмотрел на меня, в его взгляде не было никакого любопытства, я был для него моделью, и не более того. Крис разговаривал с ним с трудом, поскольку Освальд по-английски изъяснялся весьма скверно, но все, что нельзя было понять на вербальном уровне, восполнялось его необыкновенно экспрессивной манерой речи.
— Я поклонник таланта Криса, — сообщил он дружески пожимая мне руку. — такой великолепный альбом. Вы написали песни?
— Да, но только тексты, — уточнил я.
— Прекрасный союз, я хотел бы пожелать вам успехов, — продолжал он на своем ломаном языке, — никогда не сдавайтесь, чтобы кто ни говорил. Наш век — век свободы и творчества.
Мы сели и побеседовали еще немного. Крис, разговорчивый и безумно возбужденный, рассказывал о съемках клипа.
— Да, да, — кивал головой фотограф, — чудесно, это было чудесно.
— Вот так, я его уговорил сниматься, — он имел ввиду меня, — а теперь фотографироваться.
— У вас это получится прекрасно, — заверил меня Освальд, потушив сигарету, — вы необыкновенно фотогеничны.
— Вот и я ему то же самое, а он не верит, — вмешался Харди и затем, притянув меня за рукав к себе, добавил почти шепотом: «Не стесняйся, он отличный парень, все как надо».