Пылающая луна

Вэл потянулась за ножом, который принесли в номер с заказанной едой, и, не раздумывая, принялась кромсать атласные ленты. Звук, с которым зазубренный нож вспарывал ткань, напоминал скрежет ногтей по школьной доске, у меня по коже пошли мурашки. Но давление корсажа постепенно ослабевало, пока он не свалился с меня, безжизненно распластавшись на полу и освободив мое тело от боли.

Я наконец ощутила свободу.

И подступили слезы. Горячая влага струилась по щекам, оставляя злые черные разводы на вспыхнувшей коже. Я рыдала.

Я смотрела на платье, от которого осталась лишь растекшаяся у моих ног лужа лент, атласа и бусин. Но ощущение, что я в ловушке, никуда не делось. Волосы! Мне сделали идеальную прическу, подняв локоны вверх и закрепив изящными жемчужными заколками. Теперь же мне казалось, что пряди стягивают голову, как удав, душащий жертву. Мои пальцы отчаянно принялись освобождать голову от жемчужных пут.

Хотелось снять эти заколки. Поскорее. Все. Выкинуть. Мне не терпелось снять с себя все следы свадебного обличья до последнего.

Я вытащила из ушей серьги, схватила попавшуюся под руку салфетку и принялась стирать помаду, пока губы не заболели. Но я только размазала все по лицу наподобие мерзкой сыпи.

Если бы кто-нибудь увидел меня в окно, то принял бы за сумасшедшую. И мне было бы не в чем его упрекнуть. Где-то на задворках охваченного яростью сознания я понимала, что выгляжу как сбежавшая из больницы психичка, на которую надо бы поскорей надеть смирительную рубашку и отвести на терапию электрическим шоком. Но как, блин, иначе…

Ведь он…

Майкл Эдвардс, который год был образцовым женихом, два года – образцовым бойфрендом, бросил меня, Лили Суонсон, за десять минут до того, как мы должны были идти к алтарю! Флакон духов, которые он выбрал мне сегодня, настаивая, что это «его любимые», теперь с издевкой смотрел на меня с комода. Я взяла и швырнула его о стену, флакон разлетелся вдребезги, как и моя жизнь. От резкого сладкого запаха жасмина меня затошнило.

Что я скажу пяти сотням гостей, ждущих меня в церкви? Кто-то сюда, в Южную Африку, прилетел аж из Австралии.

– Всем привет, спасибо, что собрались. А у меня для вас сюрприз! Свадьбы не будет!

А мой отец на нее целое состояние потратил.

Это была бы идеальная церемония.

Идеальная, черт ее дери. Идеальная!

Уж я-то об этом позаботилась. Я все силы потратила на то, чтобы организовать празднование до мельчайших деталей. Сегодняшний день должен был стать итогом долгих месяцев тщательнейшего планирования, и что теперь?

У меня все поплыло перед глазами. Смутно припоминаю, как в номер ворвался мой брат Джеймс, громко ругаясь и грозясь прибить Майкла, даже ударил шафера, когда тот сказал, что не знает, где он. Мой крайне рациональный отец попытался найти разумное объяснение поступку Майкла, сказал, что не надо принимать никаких решений, пока мы с ним не переговорим. Он сделал около сотни телефонных звонков: «Где он? Кто его видел? Куда он собирался?»

В какой-то момент о случившемся сказали гостям, полетели слухи…

Он изменял.

Сбежал с другой.

Он вообще в уголовном розыске.

Он на самом деле гей.

Его похитили инопланетяне для экспериментов (надеюсь, болезненных).

Люди бросались оскорблениями вроде козел, подонок, брехло. Слышались и такие слова, как позор, жалость, ужас. Кто-то задавался вопросом, забрать ли подарки или оставить. Да и вообще как принято действовать в таких ситуациях?

Пока весь мир вокруг меня сходил с ума, меня охватило странное спокойствие. Происходящее перестало казаться реальным, появилось ощущение, что я подсматриваю за своей жизнью издалека. Ну и пусть я сижу на полу в одних трусах и лифчике. Ну и пусть помада с тушью размазались так, что я похожа на Джокера из фильмов про Бэтмена. Плевать!

Через несколько минут в номер ворвался и второй мой брат, Адам. Как доктор, он настаивал, чтобы я запила колой какую-то белую таблетку, которую он уже принялся проталкивать мне в горло. Сказал, что это меня успокоит.

Вскоре примчалась и мама, склонная все излишне драматизировать, как в театре, и разыграла самую грандиозную пьесу в своей жизни.

– За что? За что? За что? – вопила она, прижимая руки к груди. – Что это было? Он втайне сумасшедший? Или отъявленный злодей? – Схватившись за голову, она снова воскликнула: – За что-о-о-о?!

– Боже, Ида, мы не в какой-нибудь идиотской шекспировской трагедии!

В голосе отца звучала злость. Они развелись восемнадцать лет назад, но все еще не могли нормально разговаривать друг с другом.

– Позволь тебе напомнить, что вся жизнь – театр, – проорала в ответ она.

Ее глубокий голос дрогнул для пущего драматического эффекта, плюс ко всему мама опустила голову и заскрежетала зубами.

– Опять ты с этим бредом! Так, похоже, и не научилась отличать реальность от своих фантазий!

– Что касалось нашего брака – отличала!

Адам резко втиснулся между ними.