Пылающий берег

— Поднять перископ.

Да, корабль был все там же, где он рассчитывал его увидеть; судно не повернуло. Курта чуть не затошнило от облегчения. В любой момент, когда на корабле заподозрили бы его присутствие, они бы просто повернули и ушли, не трудясь даже увеличить скорость, а он ничего не смог бы поделать. Но корабль, ничего не подозревая, приближался.

Над поверхностью уже полностью стемнело, и море волновалось, перекатывая белые барашки. Курту пришлось принимать решение, которое он откладывал до последнего возможного момента. Он в последний раз оглядел весь горизонт, поворачивая перископ на полные триста шестьдесят градусов, удостоверяясь, что никаких других вражеских кораблей нет ни вокруг, ни за его кормой и никакие миноносцы не сопровождают крейсер. И наконец сказал:

— Я буду командовать с мостика.

Даже Хорстхаузен на мгновение поднял голову, и Курт услышал резкий вздох офицеров, когда они осознали, что поднимутся на поверхность почти перед носом вражеского боевого крейсера.

— Опустить перископ! — приказал Курт старшему рулевому. — Снизить скорость до пяти узлов и подняться на высоту башни.

Он увидел, как стрелки контрольных приборов задрожали, а потом началось движение: скорость падала, глубина медленно уменьшалась. Курт пошел к трапу.

— Буду на мостике, — сказал он Хорстхаузену и ступил на трап.

Он поднялся молча, а наверху повернул запорное колесо главного люка.

Когда субмарина вырвалась на поверхность, внутреннее давление открыло люк, и Курт выпрыгнул наружу.

Его сразу ударил ветер, дергая за одежду и бросая брызги в лицо. Море вокруг бурлило, и подлодка раскачивалась. Курт понадеялся на то, что это волнение скрыло появление U-32.

Ему хватило одного взгляда, чтобы убедиться: враг почти прямо впереди и приближается быстро и уверенно. Он наклонился над прицельными таблицами в передней части мостика, открыл переговорную трубу и заговорил в нее:

— Готовность к атаке! Наряды к торпедным аппаратам!

— Аппараты готовы, — ответил ему снизу Хорстхаузен.

Курт начал диктовать ему подробности расстояния и пеленга, а лейтенант внизу передавал все рулевому. Нос субмарины постепенно поворачивал, когда рулевой направлял его точно по меткам прицеливания.

— Расстояние две тысячи пятьсот метров, — ровно произнес Курт.

Они находились уже на предельном расстоянии для атаки, но быстро сближались с целью.

На верхней палубе корабля горели огни, но в остальном он представлял собой просто огромную темную тень. Курт только и мог различить, что почти бесформенные очертания трех труб на фоне ночного неба.

Но огни продолжали тревожить его. Ни один капитан военного флота не мог быть настолько беспечен, чтобы пренебречь элементарными предосторожностями. Курт почувствовал, как легкий холодок сомнения остудил его возбуждение и боевой пыл. Он смотрел на огромное судно сквозь брызги и тьму и впервые за сотни подобных напряженных ситуаций ощутил колебания и неуверенность.

Корабль перед ним находился точно в том месте и шел точно тем курсом, каким должен был идти «Несгибаемый». Он был такого же размера, у него были три трубы, треугольный силуэт и скорость в двадцать два узла… и тем не менее он шел с огнями.

— Повторите данные расстояния!

Голос Хорстхаузена в переговорной трубе подтолкнул Курта, он вздрогнул. Он засмотрелся на цель, забыв об дальномере. Он быстро передал цифры, а потом осознал, что через тридцать секунд ему придется принять последнее решение.

— Будем стрелять с тысячи метров, — сказал он в трубу.

Это было расстояние выстрела прямой наводкой; даже в бурном море длинные торпеды, похожие на акул, не прошли бы мимо цели.

Курт смотрел в линзы дальномера, наблюдая за бегущими цифрами, — числа уменьшались по мере того, как охотник и добыча сближались. Он глубоко вздохнул, как ныряльщик перед погружением в холодные черные воды, а потом в первый раз повысил голос:

— Аппарат номер один… пуск!

Почти мгновенно ему ответил голос Хорстхаузена, причем язык у лейтенанта слегка заплетался, как всегда в моменты перевозбуждения:

— Номер первый — пуск!

Не было ни звука, ни отдачи. И никакого движения корпуса субмарины, говорившего бы о пуске первой торпеды.

В темноте, среди белых волн, Курт даже не мог различить следа уходившей торпеды.

— Аппарат номер два — пуск!

Курт выпускал все торпеды с интервалом в минуту: первую — в нос корабля, вторую — в середину, третью — в корму.

— Номер третий — пуск!

— Все три ушли!

Курт оторвался от таблиц прицеливания и всмотрелся в море. По правилам полагалось сразу же после пуска торпед совершить экстренное погружение и переждать взрывы на безопасной глубине, но на этот раз Курт заставил себя остаться наверху и подождать, что произойдет.

— Время пробега? — резко спросил он лейтенанта, наблюдая за высоким корпусом своей жертвы, украшенной огнями, как какой-нибудь круизный лайнер.

— Пробег — две минуты пятнадцать секунд, — сообщил Хорстхаузен.

Курт щелкнул кнопкой своего секундомера.