Пылающий Эдем

– Да будет тебе. Марксизм одурачивает только молодежь. Он ведь так обнадеживает, верно? И глупо то, что они не задумываются над тем, почему из-под власти коммунистических правительств убежало уже более шести миллионов человек. Тут все дело в том, чтобы захотеть верить во что-то. А в общем-то это такое же фальшивое лекарство, как и любое другое жульническое снадобье, якобы творящее чудеса!

Он промолчал и возвратился к первой теме:

– Да, я надеюсь на Соединенные Штаты как на… как это называется? Ах да… на последнюю надежду мира, что ли? Они сильны во всем и всегда были щедры… Кроме того, они – свободная страна.

Голос его звучал уверенно, но не вызывающе. И Фрэнсис подумал, что Патрик правильно решил, взяв этого человека к себе. Он чувствовал, что Фрэнклин может оказаться даже сильнее и решительнее Патрика. Прежде всего, он был моложе, к тому же у него, верно, нет и внутренней борьбы по поводу соответствия своей персоны тому месту, которое он занимает в мире?

– Утром во время отпевания, – проговорил Фрэнсис, – у меня появилось совершенно идиотское ощущение. Мне представилось нечто ужасное. Будто бы весь мир охвачен огнем. Минуту или две мне даже было дурно от этого. Но теперь, как я послушал вас, мне стало гораздо лучше.

– Пожары можно потушить, – ответил Фрэнклин тихим голосом как раз в тот момент, когда по лестнице спускалась Дезире.

Вся она казалась сейчас высоким черным стеблем с черным цветком головы. Выделялись два черных пятна: тусклая ткань ее платья и блестящая копна волос на голове. Красивая женщина, даже в такой день, как сегодня.

Услыхав, что она спустилась вниз, с кухни пришли другие женщины.

– Что вы теперь собираетесь делать? – спросила одна из них, а другая тут же запротестовала:

– Вам сейчас ничего решать не надо, дорогая. Не к чему так спешить. Всему Свое время.

Это был обычный совет, какой дают вдовам по всему свету.

– Я еще не знаю, – пробормотала Дезире. – Не знаю.

– Ты могла бы поехать с нами, мама, – сказала Мейзи. – Будешь жить с нами в Чикаго. Все равно, ты всегда хотела уехать отсюда.

– Да, я всегда хотела уехать, но твой отец этого не хотел никогда.

– Если вы останетесь, мама, – сказал Фрэнклин, – вы поможете нам осуществить то, что Патрик хотел сделать для этой страны. Конечно, нельзя обещать все что угодно, можно лишь попытаться что-то сделать.

Своими большими, скорбно смотревшими глазами Дезире обвела всю комнату, глянула в холл, на дверь к веранде и завершила обзор кухней, охватив все знакомые места в доме, в котором она выросла. В течение нескольких минут никто не произносил ни слова. Молчала и она. Потом она заговорила:

– Я останусь. Да, – сказала она просто. – Я останусь. Я буду жить так, как мы… как он планировал. Так буду жить, как если бы…

Докончить фразу она не смогла.

Фрэнсис понял, что теперь семья хотела бы остаться одна. Он встал и попрощался. Фрэнклин Пэрриш проводил его до дверей.

– Я уверен, – сказал он, когда Фрэнсис, уже отойдя от дома по дорожке, оглянулся на него. – Я все еще верю, что мы сумеем создать здесь вполне приличные, прекрасные условия…

И он воздел руки в таком волнующем и даже изящном жесте, которое было похоже на благословение.

Вернувшись домой, Фрэнсис поставил машину в гараж и отошел от дома. Он сошел вниз с холма, пересек маленькую речушку по пешеходному мосту и отыскал свою излюбленную плоскую низкую скалу у пляжа, где он спугнул стайку галдящих черных птиц, суетившихся за скалой в прибрежном винограднике. Потом сорвал плоский зеленый виноградный лист, провел пальцем по его розовым прожилкам, отбросил его прочь и опять замер в неподвижности так, что птицы отважились вернуться и вышагивали величаво на своих ножках так близко от него, что он мог заглядывать в их пустые холодные желтые глаза.

Он продолжал так сидеть и тогда, когда птицы наконец улетели. На небольшом, похожем на полумесяц пляже залива царила тишина. Ветер, и до этого очень слабый, совершенно затих, и даже легкие волны, накатившиеся на берег и отступавшие от него, не производили никакого шума. И оставалось только слабое гудение тишины. Оно было похоже на нескончаемое жужжание насекомых в траве или на шум в ушах от крови, текущей по артериям. Шум тишины.

Не так давно, но теперь ему казалось это было очень давно, он сидел на этом же самом месте, ходил здесь взад и вперед, туда и сюда и потом вернулся домой, чтобы объявить о своей капитуляции.

Вот и сейчас он встал и начал ходить взад и вперед, добираясь до дальнего выступа пляжа и возвращаясь назад, туда и сюда, туда и сюда.

– Ты не можешь жить в изоляции, – говорил какой-то внутренний голос. – Не можешь жить без… не можешь жить…

И внезапно ему открылась и четко определилась идея, которая раньше казалась неприемлемой, чуждой всему тому, во что он верил и с чем соотносил свою жизнь. Это совершилось неожиданно и спокойно, как это бывает с туго скрученными бумажными цветами: когда их опускают в воду, они разворачиваются и распускают свои сверкающие лепестки.