— Ему пора закрыть пасть, — она хватает радио и крутит выключатель. Кажется, Томсен не возражает.
Я поднимаю себя со скамейки. С выпрямленной спиной я почти так же высок, как и М. Я наполняю лёгкие вымытым дождём воздухом и издаю властную фразу:
— Давайте уничтожим BABL.
Мрачная улыбка появляется на лице Томсен. Нора сжимает губы и зубы, но кивает.
М пожимает плечами, будто я предложил прокатиться до магазинчика за углом.
— Это мне подходит.
Но я вижу, что с Эйбрамом что-то творится. Он смотрит в землю, печальный и уставший. Трясёт головой, будто внутри него идёт горький спор. Затем он останавливается. Поднимает глаза на Джули.
— Удачи. И уходит.
— Ты куда? — кричит Нора ему вслед.
— Я иду искать свою дочь.
— Мы тоже! Возвращайся!
Я вижу, как он качает головой.
— Нет,
— Мы поедем в одно и то же место, тупая задница! Если мы не найдём её по дороге в Убежище, то найдём в
— Вы не дойдёте до Убежища. Мир сожрёт вас заживо.
— Ты говорил себе, что мы можем тебе помочь!
— Я ошибался.
Нора вскидывает руки. М с сомнением смотрит на меня и Джули.
— Мне остановить его? — он щёлкает костяшками пальцев. — Мне не нужно оружие, чтобы взять человека в заложники.
Кажется, Джули его не слышит. Её лицо напряжено от переплетающихся эмоций, когда она смотрит, как уходит Эйбрам, поэтому я отвечаю за нас обоих.
— Пусть идёт.
Я чувствую вину из-за облегчения, которые испытал, выпустив из своего рта эти слова. Мы тащили этого мужчину через всю страну, надеясь, что он выйдет из своего ступора, увидит в своей жизни свет и пойдёт к нему, но вместо этого он ушёл. Он сказал: «Свет слишком далеко, его никому не достать», и ушёл. Я устал от него. Я устал и от него, и от людей, которые его создали, и от людей, которых он бы создал, если бы мог. Я устал от традиций и наследия существования, которое он несёт, и если он хочет унести их подальше от нас, я скажу — пусть.
Но, как всегда, Джули горячее меня. Она сдаётся последней. Она рвётся за ним.
—
Я держусь на расстоянии, на случай, если ситуация обострится.
— Эйбрам,
— Знаешь, что самое смешное? — без следа улыбки говорит он, не сбавляя шага. — Ты продолжаешь извиняться за то, что выстрелила в меня и взяла в заложники. Но это — единственное, за что я мог бы тебя уважать.
Джули упирает руки в бока.
— Это был единственный раз, когда я увидел, что ты жертвуешь своими принципами, чтобы сделать необходимое для своей семьи. А теперь ты повернула назад. Бросила мать и бежишь спасать мир.
— Я
— Удачи! — он ускоряет темп. Джули начинает отставать.
— Эйбрам, послушай меня! — на её лице написана решимость, но голос уже хрипит. — Я знаю, что значит потерять семью. Будто ты отрезан от человечества, будто ты
Он сворачивает в тёмный переулок, отдаляясь с каждым шагом.
— Я борюсь с этой мыслью каждый день, но, чёрт возьми, это неправда! Наконец, он останавливается и оборачивается. Его спокойствие исчезло.
— Что тогда правда,
— Я верю в то, что мне всегда говорила мама, — она стоит прямо и с мягкой неподвижностью встречает его гнев. — Человечество — это семья, которую ты никогда не потеряешь. Независимо от того, что произойдёт.
Я смотрю на неё сбоку. Она в курсе, что я слушаю? Или она разговаривает со мной тоже?
Эйбрам смотрит на неё так, будто они из другого мира. Нереальное существо, говорящее на внеземном языке. Я жду, что он холодно рассмеётся, но он только прищуривается и заталкивает свои эмоции обратно в тюрьму в голове. Затем, вновь став безэмоциональным, он отворачивается и идёт прочь.
Джули не идёт следом. Её пыл угасает; кажется, она уменьшилась сантиметров на десять. Эйбрам тоже уменьшается, увеличивая расстояние между нами. Затем он заворачивает за угол и исчезает.
Глава 37
ВУГЛУ ТЁМНОЙ ПАРКОВКИ, окружённой разобранными машинами и грудами мусора, под коричневым брезентом стоит что-то большое.
— Это она? — спрашивает Нора. — Огромная.
— Пожалуйста, скажи, что это маскировка, — тревожится М.
Томсен приближается с вытянутой рукой, будто успокаивая перепуганное животное.
— Прости меня, детка, — она расстёгивает угол брезентовой накидки. — Я не хотела оставлять тебя так надолго.
С тех пор, как ушёл Эйбрам, Джули молчит. Пройдя шесть кварталов от набережной, она не перекинулась ни с кем даже словом. Я представляю, как она бродит по тёмным залам своей памяти. Наверное, переживает последний раз, когда она пыталась спасти Кельвина. Но я вижу, как в её глазах мелькает интерес, пока она наблюдает за открытием брезента.