Пылающий мир

— За что она умерла?

— Она пыталась помочь.

— Давая им еду? Сохраняя им жизнь? Как это им помогало?

— Мы кормим их, значит, можем их учить. Голодные люди — лучшие слушатели.

— Учить как попасть на Небеса? Как оставаться хорошими достаточно долго, чтобы попасть на Небеса?

Отец смотрит на меня мутными красными глазами. Он сидит в кресле, сгорбившись, в пепельнице растёт серая горка пепла. Он смотрит в телевизор, который транслирует плохие новости по всем каналам. По MTV показывают атаку беспилотников. По Comedy Central — манифесты террористов. Lifetime показывает массовые захоронения. Ещё неделю назад я бы ни за что не сказал ему этих вещей, но горе его ослабило, а меня сделало сильнее. Он тонет, я пылаю.

— Разве не поэтому мы здесь? — настаиваю я. — Чтобы просто дождаться конца? Чтобы играть сцену, пока бог не крикнет: «Снято!»?

— Опять ты со своими дурацкими метафорами, — ворчит он, делая затяжку.

— Почему мы здесь, папа?

— Мы здесь, чтобы делиться новостями, — отвечает он. — Мы здесь, чтобы распространять Огонь.

— Новостями о Небесах, правильно? Не о Земле.

— Само собой, не о Земле, — рычит он, встряхивая головой. — Земля — это шар из дерьма. Она должна была быть разрушена ещё в начале своего создания.

Я слышу, как мой голос повышается до крика.

— Тогда зачем мы продолжаем её исправлять? Зачем строим здесь дома? Почему бы нам её не сжечь?

Он втягивает дым и смотрит в телевизор, на скулах играют желваки.

— Может быть, этот мужчина просто пытался помочь, — теперь мой голос стал низким. — Может, он просто хотел помочь ей отправиться на Небеса.

Это даёт ожидаемый результат. Я отшатываюсь к стене, пробегая языком по ссадинам на губе. Ох, я пропустил удар. Кровь на белой футболке. Боль указывает на моё место в этом мире и говорит мне, что я прав во всём. Не хватает только страха.

Когда я был маленьким, отец пугал меня, но теперь, когда мне шестнадцать, и я выше его сантиметров на тридцать, он выглядит жалким. Я торжествую, видя, как он теряет над собой контроль, демонстрируя, что его принципы были притворством. Он мочит штанишки перед Богом и человеком.

Мне придётся искать страх где-нибудь в другом месте.

Я насмешливо ухмыляюсь, обнажая испачканные кровью зубы.

— Мне нужно идти, — говорю я. Он стоит, сжимая кулаки и тяжело дыша. — Я опаздываю в церковь.

* * *

Я снова сижу в конференц-зале отеля, разглядывая виниловый баннер, пока пастор распинается на тему молодежи в Мизуле. Но сегодня вечером что-то идёт не так. Я сижу, сжимая подлокотники кресла. Я не один такой. Неделю назад беженец повиновался хору голосов, которые заставили его заколоть мою маму ножом для картошки, когда она готовила обед, но в моей трагедии нет ничего особенного.

Двадцать убийств в месяц в одном городке с одной лишь заправочной станцией. Три поджога общественных зданий, сопровождаемых стрельбой полицейских со смертельным исходом. И, само собой, пошли слухи о том, что произошло с некоторыми телами. Даже после блокировки связи чувствуется поднимающаяся волна.

— Не совершайте ошибок, — говорит священник. — Это конец. День был длинным, но солнце садится. Вы видите этот мировой хаос, но не беспокойтесь. Это горит не наш дом, а наша тюрьма. Этот огонь принадлежит Господу.

Я смотрю на него покрасневшими влажными глазами. В мозгу происходит когнитивный диссонанс. Пол Барк бросает взгляд на мой блокнот, где я, не глядя, выцарапываю каракули.

— Всё принадлежит Господу, — продолжает пастор. — Дьявол принадлежит Господу. Грех принадлежит Господу. Бог создал всё, поэтому ему принадлежит всё без исключения. Хотя Господь ненавидит зло, оно принадлежит ему, и он может использовать его как угодно, следуя своему плану.

Царапанье моей ручки становится таким громким, что ребятишки позади меня наклоняются ближе, чтобы заглянуть мне через плечо.

— Значит ли, что Господь есть зло, если он его использует? — он качает головой и улыбается. — Нет. Господь хороший — понимайте это слово как прилагательное и как существительное. Он — наше определение добра, наши атомные часы[8], стандарт меры, посредством которого мы проводим сравнения. Если это делает Господь, то это не зло.

Пол отводит взгляд от моего блокнота и смотрит мне в глаза. У него тяжелый взгляд, вздёрнутый подбородок. Он подбадривающе кивает мне.

— Так что, когда вы видите, как вокруг вас пылает мир… радуйтесь! — Разведённые руки. Блаженная улыбка. — Когда вы видите, как цивилизация рушится, исчезая во тьме, славьте Господа, потому что вы видите его работу. Он вычищает землю, готовя её к своему Царствию, и поверьте мне, — его улыбка лукаво блестит, — вы не будете скучать по дому, который мы построили нашими неуклюжими маленькими ручками, когда он опустит на вершину мира свой дворец.