Пылающий мост

Лондэк участвовал во многих войнах, а выжил, потому что повезло. Но среди солдат Сарагана ходила такая пословица: на войне везет умелому и достойному.

Легкой тенью проскользнув в темноте, он догнал своего господина, идущего во главе колонны из двенадцати ребятишек, и пристроился в самом ее хвосте. Он не беспокоился, что дети выдадут его своим поведением – отрешенные, отупевшие, безразличные ко всему, они и самих себя уже не замечали и не чувствовали. А Змей Могашшин, к счастью Лондэка, был увлечен своими мыслями и не оглядывался. Да он и помыслить не мог, что кто-то из подданных вздумает его ослушаться...

Шли они довольно долго. Темное сырое подземелье таило какую-то угрозу, и она приближалась с каждым шагом. Опытный воин нутром чувствовал, что в этой тьме таится нечто смертельно опасное, ужасное и могущественное. Временами он начинал сожалеть о содеянном, но природное упорство не позволяло ему повернуть назад. А может, он боялся заблудиться в этих бесконечных коридорах и ответвлениях. Так далеко в подземный тоннель не забирался ни один из слуг или воинов чародея.

И когда Лондэк увидел то, зачем пробирался сюда, рискуя не только карьерой, но и жизнью, он испытал такой ужас, что даже не почувствовал его. Лишь единственная мысль металась в его мозгу: «Как жаль, что я сюда пришел. Ибо есть зрелища, вынести которые человек просто не в силах».

В огромной пещере, освещенной красноватым колдовским светом, раздавались звуки, напоминающие ворчание проснувшегося вулкана. Змей Могашшин легким, совершенно нестариковским шагом преодолел пространство в несколько десятков метров, волоча за собой цепочку покорных детишек.

Там, впереди, глыбастой грязно-серой громадой возвышалось невозможное существо. Туловище льва завершалось скорпионьим толстым хвостом с ядовитым шипом на конце. Когти на лапах были острые и походили на кривые сараганские сабли, непропорционально короткой выглядела при этом шея – голова буквально утопала в плечах.

Самым отвратительным, что когда-либо видел капитан в своей жизни, и была эта самая голова. Ибо чудовище, находившееся в пещере, являлось, вне всяких сомнений, исполинской мантикорой. И человеческое лицо в обрамлении львиной гривы было отвратительным и противоестественным...

Лондэк так никогда и не смог понять, что же его устрашило больше: жуткая маска ярости, искажавшая морщинистое женское лицо, или невероятные размеры мифического чудища.

О мантикорах Лондэку рассказывала его бабушка в том далеком детстве, которое здесь, в пещере, в недрах Змеиной горы, представлялось уже невероятным, случившимся с кем-то другим.

Старушка утверждала, что некогда мантикоры бродили по Арнемвенду, оспаривая у драконов право считаться владыками всех живых существ. Люди не знали, кто же сильнее: драконы или мантикоры, но было доподлинно известно, что эти кошмарные твари – одни из немногих, кто смел открыто бросать вызов детям Ажи-Дахака. Сараганские легенды гласили, что великая прамантикора, носившая имя Алмаках, кормилась исключительно мясом детей либо невинных девушек и по этой причине выросла до огромных размеров. Лондэк даже помнил несколько куплетов из песни, в которой говорилось о битве между мантикорами и драконами за власть над миром. Она обрывалась на полуслове.

Наверное, победили все же драконы, ибо об их противниках не было слышно ни слова с тех пор. Только бабки изредка пугали непослушных внучат, стращали жутким призраком твари, кормящейся детьми.

Нужно ли говорить, что взрослые в эти сказки давно не верили?

Не верили, но вот поди ж ты...

Капитан замковой стражи никогда в жизни не видел иных драконов, кроме тех, что украшали крышу дворца сараганского наместника. Однако он представлял себе, что крылатый ящер должен быть большим и мощным. Теперь, глядя на оскаленную пасть, в которой торчали белоснежные клыки хищника, он, содрогаясь, подумал, что, возможно, драконов истребили еще в те, легендарные времена. Потому что невозможно уйти живым от такого врага.

Мантикора возвышалась над подошедшим к ней магом так, что казалось, он собирается пройти под какой-то странной на вид лохматой аркой, образованной передними лапами и мощной грудью твари. Мантикора в сладострастном нетерпении вбирала и выпускала когти, предвкушая ужин. Змей Могашшин не дошел до нее нескольких шагов и отступил в сторону, пропуская вперед детей, которые автоматически продолжали двигаться с застывшими, остекленевшими глазами.

Лондэку показалось, что мантикора благосклонно кивнула старому магу, прежде чем принялась за трапезу...

* * *