Пылающий символ. Том 1

– А также породили великое множество мучеников, которые охотно шли на смерть, чтобы вознестись на небо и попасть в рай, – с энтузиазмом продолжила Нинель Николаевна. – Жития святых полны описаний мучительных казней и чудес, но только единичные случаи документально подтверждены. Житийная литература в Средние века была популярным жанром, как теперь детективы и фэнтези.

Епископ Чезарини покаянно сложил руки, будто приступая к молитве.

– Церковь стоит на крови мучеников[43]. Но если вам нужны подтверждения, то я приведу лишь одно – казнь святителя Поликарпа Смирнского[44], которая до мельчайших подробностей описана в римском протоколе. Когда его поставили на костер, пламя отпрянуло, и тело святителя осталось невредимым.

– Он выжил? – спросила Лидия, желая удостовериться, но епископ убил ее надежду на лучшее:

– Поликарпа закололи мечом.

Нинель Николаевна подвела черту:

– В конце концов римляне поняли, что мученичество и смерть за Христа не отвращали, а, наоборот, способствовали популяризации христианства. И тогда возник спокойный период, по крайней мере, до гонений Диоклетиана…[45]

– Спокойных периодов не было никогда, – напористо возразил Чезарини. – Во все века христиан вынуждали отказаться от веры и в случае отказа казнили. Это было при императорах Адриане, Марке Аврелии и Дециусе. Адриан требовал, чтобы неотрекшихся христиан подвергали казням, а Марк Аврелий и Дециус бросали христиан на растерзание диким животным. Это ли не гонения? Или для вас они недостаточно кровавы?

– С ними, пожалуй, ясно, – Нинель Николаевна сдержанно согласилась. – Но что касается Диоклетиана, ни один из его эдиктов не требовал убивать христиан, а только сжигать их книги и храмы. Его беспокоила агрессия христианской доктрины…

– Мне кажется, вам стоит притормозить, – вмешалась Элина.

– Под агрессией я подразумеваю силу правоты и силу духа, – словно извиняясь, профессорша улыбнулась. – Но мне кажется, что более всего императора беспокоило проникновение христианства в собственный дом. Как известно, жена и дочь Диоклетиана были убежденными христианками.

– Они хотя бы остались живы? – безо всякой надежды спросила Лидия.

– Их заставили отречься от христианства и принести языческие жертвы, но в конце концов обезглавили и сбросили в море.

– Поразительная жестокость, – обронила Элина. – И, главное, для чего?

– Для воспитательного эффекта, – сказал Чезарини. – Well calculated atrocity[46]. Есть такой термин из средневековой истории. Смысл его в том, что, проявив излишнюю жестокость в одном месте, ее не придется проявлять во всех остальных.

– Но почему гонения коснулись лишь христиан?

На этот вопрос Элины ответила Нинель Николаевна:

– У римлян разрешалась любая вера, но при соблюдении двух условий: она должна быть древней и принадлежать единому этносу. Христианство не соответствовало ни одному из этих требований и воспринималось как раскольничья группировка внутри иудейской религии.

Дискуссию, дававшую нежелательный крен, вдруг прервала Лидия:

– Бабушка, смотри!

Все оглянулись. К ним как ни в чем не бывало шагал Богдан. При виде его за столом воцарилось неловкое молчание.

Богдан занял свое место, изобразил улыбку и радостно выдохнул:

– Есть хочу! Где официант?

– Вас отпустили? – спросила Нинель Николаевна.

– Что-то вроде того. – Богдан потянулся за хлебными палочками и, взяв несколько, сунул в рот: – О-о-о…

Теофилус Чезарини нахмурился – то ли из-за того, что видит Богдана, то ли потому, что тот прервал разговор.

– Возблагодарите Господа. Он был слишком добр к вам. – Епископ встал и, перед тем как уйти, обернулся: – Себастиан, не забудь распорядиться, чтобы в каюту принесли теплого молока.

Служка вскочил с места и поклонился:

– Слушаюсь, ваше преосвященство.

После ухода Чезарини было произнесено всего несколько фраз, которые принадлежали Нинель Николаевне. Она сообщила, что Ердын Экинджи задержан, и постаралась выспросить у Богдана подробности его освобождения. Но тот отвечал по большей части с набитым ртом, коротко и не по существу.

Заметив влюбленный взгляд Лидии, брошенный на болгарина, профессорша поспешила ее увести.

На прогулочной палубе она отчитала внучку:

– Он взрослый человек, а ты еще девочка.

– И что в этом страшного? Я когда-нибудь вырасту.

– Глупая…

Приветственно приподняв шляпу, к ним приблизился молодой мужчина:

– Прошу меня извинить…

– Добрый вечер, – Нинель Николаевна смерила его взглядом. – Вы кто?

– Меня зовут Лука.

– Очень приятно. – Она протянула руку: – Нинель Астахова.

– Могу я узнать, куда исчез ваш сосед по столу?

– Вас интересует турок Ердын Экинджи?

– Меня интересует болгарин.

– Вы, вероятно, еще не ужинали? – догадалась Нинель Николаевна. – Идите на ужин, и найдете его в ресторане. Как раз в эту минуту он ест за двадцатым столом.

– Неужели? Но я не видел его за обедом.

– Вы правы. В последнее время Богдана с нами не было.

– Почему?

– Об этом вам лучше спросить у него.

Последнее замечание профессорши ничуть не смутило Луку. Подняв руку к шляпе, он удалился.