— Она говорит, что кто-нибудь ее накормит, — сказала Берта. — У того, кто похитил ребенка, наверняка есть кормилица, говорит Мейзи. Она советует тебе перевязать потуже груди, чтобы избыточное молоко не причиняло тебе боли.
— Нет! — резко возразила Клео. — Мне нужно накопить побольше молока, чтобы накормить Орелию, когда мы ее найдем. Скажи ей, пусть пошлет за доктором.
— Для чего тебе понадобился
— Потому что я не знаю, что мне дальше делать. Я хочу попросить его о помощи, покуда мы ожидаем приезда
Берта перевела на английский:
— Она собирается в полицию и хочет, чтобы ее туда сопровождал доктор.
Клео поняла лишь два слова — "доктор" и "полиция", но сразу почувствовала резкий тон Мейзи, которая энергично замотала головой. Старая нянька Ивана ясно говорила: "Нет!" Она, вероятно, объяснила, что этого делать нельзя и что это не понравится мистеру Ивану.
— Скажи ей, что если бы здесь сейчас был месье, то он так бы наверняка и поступил, — упрямо сказала Клео Берте. — Нельзя только ждать его. Мы должны найти Орелию сейчас, сегодня же!
— Нет! — заорала Мейзи, пытаясь сказать ей что-то по-французски, еще больше тем самым смутив Клео. — Полиция не должна ничего знать об этом!
Когда она поняла слова Мейзи и увидела, как она расстроена, в душу Клео закралось подозрение. Кто-то же подал знак этой женщине в черном, что сиделки рядом с Орелией не было? Кто же за пределами дома мог знать, что Эстер оставила Орелию одну в колыбельке?
— Тебе что-то об этом известно, не так ли, Мейзи? — сказала она надорванным голосом. Заметив промелькнувшее на лице женщины-пекаря странное выражение, она злобно бросила обвинение и в ее адрес:
— И тебе тоже, Берта!
Она знала, что Берта не выносит ее присутствия здесь, в доме, так как ей приходилось теперь больше работать, но Мейзи пользовалась у нее полным доверием. Теперь она все больше убеждалась в том, что этой старой негритянке что-то известно об этой таинственной женщине в черном, но она об этом молчала. Мейзи выдала себя из-за страха перед полицией и своим убеждением, что Орелию обязательно накормят.
Клео чувствовала, что ее предали; она была вне себя от этого преступного акта, который казался ей настолько чудовищным, что она отказывалась думать о его последствиях.
— Ты к этому имела отношение, говори?!
Мейзи уставилась на нее в немом изумлении, а Берта сразу помрачнела.
— Вы обе! — кричала Клео. — Вы это сделали ради денег, вы, гнусные сучки! — Все тело у нее ныло от охватившего ее бешенства.
— Нет, нет, мы бы никогда не причинили вреда вашему младенцу. Никто не мог пойти на такое!
Клео ничего не понимала из того, что та пыталась ей объяснить, кроме слова "нет", но она не верила ее оправданиям. Обогнув стол, она с решительным видом, сжав кулаки, подошла к старой женщине.
— Где Орелия? — спросила она.
Мейзи попятилась назад, глаза у нее расширились, она упорно возражала:
— Нет, нет! Никто не причинит вреда вашему ребенку.
— Скажи мне, где девочка! Если не скажешь, то я убью вас обеих, — в бешенстве пригрозила Клео.
— Она не знает! — крикнула Берта по-французски.
— Нет, знает! И ты тоже знаешь! — Клео прямо посмотрела в глаза Берте. Женщина попятилась, огибая стол, но Клео от нее не отставала. Она преследовала ее, крепко сжав кулаки.
— Где младенец? Что вы с ним сделали? Признавайтесь, или же я размозжу вам головы.
Берта, схватив со стола нож, резким взмахом руки угрожающе подняла его.
Эстер взвизгнула.
— Берта! Положи нож на место! — приказала ей Мейзи.
Но они не обращали внимания на ее приказ. Быстро задрав юбки, Клео выхватила свой острый нож для свежевания.
— Ну, вот… — тихо сказала Берта.
Эстер, хныча, прижалась к стене, а Клео с Бертой молча кружили вокруг стола с поднятыми вверх ножами, бросая друг на друга гневные взгляды. Мейзи, сделав резкий выпад, попыталась удержать Берту.
Но было уже поздно — женщина ринулась на Клео, но та увернулась, отступив к двери лавки. Стоявшая там клиентка, громко завизжав, выбежала на улицу.
— Полиция! Полиция! — громко кричала она. — Здесь дерутся на ножах!
На ее крик прибежали люди. Сразу же образовалась толпа, заблокировавшая вход в пекарню. Когда Берта резко опустила нож, все вскрикнули. Клео, увернувшись от удара, своим ножом вспорола юбки Берты, обнажив ее ноги. Толпа вновь закричала от восторга и одновременно от страха. Острие смертоносного оружия Берты разорвало рукав платья Клео, на руке у нее показалась кровь.
Толпа расступилась, и она, протиснувшись через дверь, выскочила на улицу. Опустив раненую руку, она спрятала свой нож в складках юбок. Какой-то мужчина схватил ее за руку, но толпа отпрянула назад, когда из лавки выбежала разъяренная Берта с поблескивающим на солнце большим ножом мясника.