Пылкая дикарка. Часть вторая

— Он был мой единокровный брат, — сказала Мелодия. — Я сама узнала правду в ту ночь, когда он выяснил, что он — не белый и не сын кузины Анжелы, и что был воспитан в полном неведении. Он был сыном дочери Мими и моего настоящего отца, маркиза, мужа кузины Анжелы, а Оюма, которого он однажды исхлестал кнутом, приходится ему дядей. Он понял, что он не сможет унаследовать имение "Колдовство", которое мы с ним так любили. Он… он… — Сделав паузу, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Все это очень трудно рассказывать тебе, сын мой. Он просил моей руки. Но когда ему было отказано, он решил завладеть имуществом силой. Вот почему кузина Анжела его застрелила.

— Боже мой! — выдохнул Алекс.

— Я привела тебя в состояние шока, Алекс. Мне очень жаль, что я оказалась безжалостной к твоим чувствам, но даже теперь я не в состоянии… не в состоянии этого вынести…

Из открытых на галерею окон они услыхали звонкий голос Терезы. Мелодия вышла из-за стола.

— Я сейчас с ней не могу разговаривать, — сказала она. — Алекс, я об этом больше никогда ничего не скажу, так что не спрашивай меня больше. — И быстрым шагом вышла из столовой.

Алекс сидел, как в тумане, охваченный неверием и смешанными чувствами. Мать Оюмы, Мими, любила его и его сестер, как своих родных детей. Но теперь она умерла, обрела давно заслуженный покой, когда он учился в Гарварде. Она была равноправным членом их семьи. Она добилась своего места, принадлежащего ей по праву рождения.

"Мне очень хотелось бы увидеться с живой Мими".

— Что это ты здесь сидишь, а кофе стынет? — весело спросила его Тереза. — Если бы ты не был таким соней, то мог бы утром покататься верхом вместе со мной. — Она налила себе кофе.

— Лучше бы я поехал с тобой, — простонал Алекс.

— Представляю, как болит у тебя голова, — сказала она, не понимая его истинного состояния. — С кем это ты бражничал ночью?

5

— Месье Жардэн! — горячо воскликнула Орелия. — А мы вас не ждали!

Прошло уже два месяца с тех пор, когда он посадил ее с мадам Дюкло на пароход в Новом Орлеане и попросил капитана оказывать им все знаки внимания. Вот он стоял в гостиной пансиона в своем элегантном темном сюртуке и белом жилете, которые резко контрастировали с потрепанной, стершейся камчатой тканью, покрывающей изящные французские стулья, и выцветшим бархатом попахивающих плесенью оконных штор.

Его улыбку Орелия запомнила, когда беседовала с ним через зарешеченное отверстие в стене монастырской комнаты для приема гостей, — тогда она видела лишь его изогнутые губы и прекрасные белоснежные зубы. Теперь она могла видеть и его глаза темного дымчатого цвета с фиолетовыми пятнышками под ними. Что это, — следы его разгульной жизни? В этих глазах было что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя женщиной, и в то же время они вызывали в ней неловкость.

Они с мадам Дюкло переглянулись. Орелия перехватила этот взгляд, но не поняла его значения. Ей показалось, что им известно что-то такое, чего она не знает, и сердце ее учащенно и нетерпеливо забилось.

Она протянула руку, и месье Жардэн, взяв ее в свою, поднес к губам натренированным жестом, который ей хотя и понравился, но все же смутил.

— Я приехал, чтобы лично убедиться в том, какой прогресс достигнут у вас в этом деле с семейством Кроули.

Улыбка сразу исчезла с лица Орелии.

— Они отнеслись к нам весьма холодно.

Несмотря на все ее усилия, голос у нее задрожал, сорвался, когда она вспомнила холодное презрение в глазах Нанетт, когда дворецкий, по требованию мадам Кроули, указал им на дверь.

— Они наняли адвоката, — сказала она, — который навещал нас уже дважды. Он не верит тому, что я ему рассказала.

Мишель снова бросил взгляд на мадам Дюкло, и та кивнула головой.

Месье Жардэн, казалось, выглядел старше, чем тогда, когда она увидела его впервые. Он, вероятно, был старше месье Арчера, так как седина уже посеребрила ему виски. Красивый мужчина, весь в черном, с крупным носом и волевой челюстью, с юношеским румянцем на лице оливкового цвета. Зрелый, опытный человек, который сумеет наверняка осадить этого заносчивого, слишком самоуверенного адвоката, считающего, что защищает ее сестру от посягательств самозваной воровки.

— Их адвокат уехал в Новый Орлеан, — продолжала Орелия. — Вы там его не видели, месье? Он собирался повидаться с вами, чтобы побеседовать, как, кстати, и с матерью-настоятельницей. Его зовут месье Арчер. Он сказал, что знает вас.

— Да, я его тоже.

— Он — жених Нанетт.

— Я знаю, — ответил Мишель, и вновь у Орелии возникло ощущение, что от нее что-то скрывают. — Я нанесу визит в Мэнс.

— Где вы остановились? — неожиданно спросила мадам Дюкло. — Надеюсь, не здесь?

— Нет, мадам. Я гощу в одном доме в верховьях ручья. Это мои друзья, у которых я неоднократно останавливался и прежде.

— Хорошо, — сказала мадам. — Когда вы намерены посетить Кроули?

— Завтра.

Они договорились о проведении следующего этапа ее кампании без каких-либо консультаций с ней, главным заинтересованным лицом. Орелия подавила в себе раздражение, так как знала, что без помощи Мишеля ей никогда не добиться признания.