Пылкая дикарка. Часть вторая

На следующее утро, когда Лафитт его брил, он более явственно услыхал доносившиеся до него из холла женские голоса, — молодой с мелодичными полутонами, и глубокий, скрипучий дуэньи. О чем они так оживленно говорили?

Присутствие молодой девушки в пансионе заставляло его чувствовать себя неловко. Он решил, что вначале отправится, как обычно, к себе в контору, а потом, вернувшись домой, предстанет перед ней в официальной роли адвоката семейства Кроули. Это, по его мнению, было мудрым решением.

В соответствии с разработанным планом он поднял висевший на двери пансиона молоток ровно в десять. Девушка, открывшая ему дверь, воскликнула:

— Мики, вы что, забыли ключ?

— Я наношу официальный визит, — объяснил Алекс. — Прошу тебя, передай мисс Кроули, что месье Арчер, адвокат, хочет встретиться с ней по делу. Я буду ждать ее в салоне.

— Слушаюсь, мики.

Алекс улыбнулся ей.

— Не можешь ли ты позаботиться, чтобы нас не тревожили, по крайней мере, в течение получаса?

— Конечно! Я просто закрою двери.

— Благодарю тебя.

В убогой, но достаточно просторной гостиной Алекс, стоя, проверял про себя ход допроса, который он разработал сегодня утром. Он намеревался предоставить ей достаточную свободу действий, после чего сообщит ей, как давно он был знаком с Иваном Кроули, и каким близким человеком он был его семье. Алекс надеялся, что от этого она придет в замешательство, а он проявит максимум осторожности, чтобы воспользоваться любой, даже самой незначительной ее оговоркой.

Дверь отворилась, и в комнату вошло видение, призрак.

Она вызывающе носила траур по Кроули, на ней было черное платье, облегающее ее прекрасную фигуру. Алекс вдруг подумал, пораженный этой пришедшей ему в голову мысли, что траур на ней был оружием, в то время как Нанетт была им побеждена, он делал ее безжизненной, бледной, неубедительной. У этой девушки лицо имело форму сердца; у нее были золотисто-коричневые волосы, странные, прекрасные зеленоватые глаза. За ней стояла пожилая женщина в черной накидке. Ее почти не было заметно из-за поразительной, обжигающей красоты молодой девушки.

Алекс постарался перебороть свое чисто физическое влечение, что было хотя и понятно, но очень некстати при таких обстоятельствах. Он мучительно пытался припомнить те вопросы, которые с таким трудом сегодня утром составил, но все же его врожденные приличные манеры взяли верх. Он, поклонившись, представился.

Чистым, музыкальным голосом девушка уверенно ответила по-французски:

— Меня зовут Орелия Кроули, а это моя дуэнья, мадам Дюкло.

— Очень приятно, мадам, очень приятно, мадемуазель, — ответил Алекс. Он предложил им сесть, а сам остался стоять. В такой позиции он чувствовал себя гораздо увереннее.

— Я адвокат, представляющий интересы мадам Кроули и ее дочери Нанетт. — Он, не скрывая своего восхищения, смотрел в глаза этой девушки. Их необычная овальная форма делала их экзотическими. Глаза как у кошки. Он вдруг почувствовал внутри легкий укол, предупреждавший его — осторожней, впереди опасность!

— Вы высказали необычное притязание на признание вас как члена семьи Кроули, — сказал он. — Располагаете ли вы какими-нибудь доказательствами такого родства?

Она глядела на него с откровенным любопытством.

— Я на самом деле ожидала, что мадам Кроули пришлет ко мне кого-то для допроса, но я не предполагала, что вы настолько молодь!

Алекс покраснел.

— Я обладаю званием бакалавра юриспруденции Гарвардского университета на случай, если вы захотите убедиться в моей компетенции.

— Ах, нет, месье. Продолжайте, прошу вас…

— Я повторяю, мадемуазель, какими доказательствами вы располагаете?

— Мой отец, Иван Кроули, платил за мое образование в монастыре Святой Урсулы.

— Каким образом?

Глаза ее чуть расширились.

— Он вносил деньги в казну Ордена.

— Насколько мне известно, месье Кроули вносил деньги в различные благотворительные учреждения как католические, так и протестантские. Сами монахини и их больница пользуются большим уважением среди новоорлеанцев.

— Время от времени он посещал меня в монастыре и привозил мне подарки.

— Мне кажется, мадемуазель, что вы не совсем ясно себе представляете природу доказательств, — сказал Алекс. — Есть ли у вас какие-нибудь письменные свидетельства? Может, письма от него?

— Нет.

— Он сам говорил вам, что он — ваш отец?

Она отрицательно покачала головой.

— Мне об этом сказал другой человек.

— Кто именно?

— Его друг. Он знал, что мой отец намеревался дать мне приданое и найти для меня мужа. Но мой отец так неожиданно умер… — Ее необычайные глаза наполнились слезами, голос задрожал, и Алекс тут же почувствовал опасное желание подойти к ней поближе и утешить. Подавив в себе порыв симпатии к этой девушке, он резко спросил:

— Как имя этого друга?

Ее полная нижняя губа упрямо оттопырилась, а в глазах промелькнуло беспокойство:

— Я скажу, когда это будет необходимо. Он готов выступить в суде со своими показаниями, если меня силой заставят туда обратиться.

Он вдруг рассерженно спросил:

— Вы никогда себе не задавали вопрос, принесет ли такое обращение в суд неприятности членам ни в чем не повинной семьи?