Пылкая дикарка. Часть вторая

Орелия вздрогнула, и от этой реакции ее рука сама затворила дверь. За дверью она услышала, как кто-то фыркнул, и она быстро поднесла ладони к пылающим огнем щекам. Вот теперь над ней смеется даже его слуга. Они оба смеялись и потешались над ней.

Теперь, когда он вернулся в пансион, когда снова будет спать в комнате напротив ее собственной, там, через холл, она снова начнет, рано проснувшись, прислушиваться к его шагам на лестнице, когда он будет бегом спускаться по ней, направляясь к себе в контору, где будет разрабатывать планы спасения Нанетт от ее притязаний. Она вновь будет с нетерпением ожидать его возвращения домой между четырьмя и пятью часами и следить за его подготовкой к визиту ее сестры. Какое это было сумасшествие — так следить за его повседневной жизнью. Да, Нанетт всегда была ему рада!

Но в этот вечер он никуда не уходил из пансиона, и Орелия убедила мадам Дюкло поужинать в их комнатах.

— Это ты, дорогой! — радостно воскликнула Нанетт. — Когда ты приехал?

— Вчера вечером. — Алекс протянул к ней руки, и она впорхнула в его объятия.

— Как я скучала по тебе, — прошептала она.

— Я тоже.

Нанетт, прильнув к нему, не отпускала Алекса, но он, услыхав наверху шаги Элизабет Кроули, неохотно оттолкнул ее от себя.

— Ну, как дела, Алекс? — спросила Элизабет, стоя на верхней площадке? — Он задрал голову.

— Вы прекрасно выглядите, мадам.

Она фыркнула.

— В этом черном одеянии я похожа на ворону. — Она спустилась к ним. — Майк Жардэн здесь.

— Я знаю, — сказал Алекс. — Я не встретился с ним в Новом Орлеане, так как он уже выехал сюда.

Под ее серебристо-белокурыми волосами лицо у нее казалось особенно бледным. Она подставила ему для поцелуя напудренную щеку, потом, приказав лакею принести им чаю, пошла впереди него к гостиной. Она села на стул перед чайным столиком. Нанетт устроилась рядом с ней.

— Майкл прислал нам записку, в которой просит принять его, — сказала она. — Я ответила ему отказом. Сказала ему, что прежде он должен увидеться с тобой.

Двери на галерею были широко раскрыты, позволяя бризу доносить до них садовые запахи. Ставни оставались закрытыми, чтобы в комнаты не проникали жаркие лучи весеннего солнца. Проникающие между ними лучи брусками отражались на полированной поверхности столов из розового дерева и на паркетном полу. Над камином, черная зияющая дыра которого была закрыта остроконечным, обрамленным красным деревом экраном, висел портрет Элизабет с золотистоволосым ребенком на коленях. Это была Нанетт.

— Мишель сегодня утром зашел ко мне в контору, — сказал Алекс.

— Что ему нужно?

— От требует приданого для этой девушки.

— Почему? — спросила Элизабет. — Он что, хочет на ней жениться?

— Мама! — воскликнула с упреком Нанетт.

— Такая мысль приходила мне в голову, — сказал Алекс, бросив взгляд на рассерженное лицо Нанетт.

— Оставь нас вдвоем, Нанетт, — приказала Элизабет.

— Но это касается и меня, мама.

— Прости меня, Алекс, но я не намерена продолжать обсуждать это дело в присутствии Нанетт. Прошу тебя, будь добра, немедленно ступай к себе в комнату.

— Мама, я уже не ребенок…

— Пожалуйста, Нанетт, уважь ее просьбу, — сказал Алекс.

Голубые глаза Нанетт вспыхнули. Гордо вскинув голову, она вышла из гостиной, хлопнув изо всех сил дверью. В холле она шумно прошла по паркету, затем, сделав паузу, тихо, на цыпочках, ступая по турецкому ковру, снова подкралась к двери. Ей не терпелось подслушать, о чем поведут они разговор.

Алекс все еще стоял возле столика, так как до сих пор не получил приглашения присесть.

— Жардэн сегодня утром сказал мне, что он обязан это сделать ради Ивана, который ему доверил это дело. Он должен исполнить то, что хотел сделать сам Иван.

— Майкл ничего не должен моему мужу! — На бледных щеках Элизабет появились два пунцовых пятна. — Иван ни за что на свете не доверился бы ему ни в чем. Если он утверждает обратное, то он несносный лгун и больше ничего! Ну что тебе удалось выяснить в Новом Орлеане? Ты был в полиции?

— Да, но только не для того, чтобы навести справки о мадемуазель Орелии. Она не такая девушка…

Элизабет холодно возразила:

— Я надеялась, что ты в ходе своего расследования вскроешь кое-какие факты и не станешь прислушиваться к личному мнению кого бы то ни было.

— Да, но… — Элизабет Кроули заставляла его все время держать оборону, и ему от этого было неловко. — В полиции я проверил документы и обнаружил ордер на арест женщины-пекаря в пекарне, принадлежащей Ивану на улице Шартр-стрит, что произошло около восемнадцати лет назад. Судя по всему, она, вооружившись кухонным ножом, прогнала из лавки другую женщину. Вы помните этот инцидент?

Элизабет нахмурилась.

— Иван, вероятно, поехал в полицию, чтобы заплатить за нее штраф. Она упоминается в протоколе как рабыня.

— Рабыня Берта, — сказала Элизабет.

— В полиции предполагают, что у нее вышла ссора с покупательницей. Им так и не удалось допросить вторую женщину, замешанную в этой сваре.