Пыльная корона

Близость с первой встречи тонизирует, пугает, обнадеживает… К себе Ева никогда не водила тех, кого едва знала. Посему загадкой для нее были те храбрецы обоего пола, что тащили в дом незнакомые тела и души, и после этого не случалось ничего из ряда вон. Никаких происшествий! Пригласил, переспал, выпроводил. Без побочных эффектов и дополнений к анамнезу. Ева втайне мечтала о такой психосоматической простоте. Нет, не столько о случайных связях — а о легкомысленной спонтанности. У нее с чужаками не складывалось. Сначала кураж, смех, короткое узнавание — а потом, когда он уходит, словно выдернули из тебя электрическую вилку реальности, и утыкаешься в ватную пустоту, и не можешь успокоиться. И вдобавок мучают разные физиологические реакции на вторжение незнакомого микрокосма. А потом думаешь: раз не звонит, значит, не понравилось. И одна из любимых приговорок Ритты «Ты не сто долларов, чтобы всем нравиться» — это слишком сложный пилотаж для ее маменьки. Маменька была мучима долженствованием суметь понравиться всем. И прощай, легкость, и здравствуй, оружие… Так навязанные дамочкины ущербы с годами сжирали здоровую авантюрную природу.

Но Ритта все же права. Не надо всем делать «чиз», и давно следует вернуть себе способность верным интуитивным движением ловить волну. И она вернула! Теперь у нее есть Алик. Пускай это не Валерий Михалыч — таких благородных идальго уже не найти, но зато в нем много нового, свежего, непривычного и приятного, как запах новой кожи или бумаги. Кожи… вот что, пожалуй, она ощутила прежде всего, но сознание не поспело за осязанием. Алик был удивительно приятен на ощупь — и пускай за такие обороты маменька-гуманитарий влепила бы трояк, но лучше не скажешь. Словно он весь был покрыт полезным целительным материалом сродни сосне, кедру, клену, нефриту и бог знает еще каким природным дарам. Бывают ли лечебные мужчины, контакт с которыми — нечто вроде физиопроцедур или купания в Мертвом море? Ева долго не насмеливалась спрашивать — сочтет за грубую лесть, зачем это надо…

Она лишь в шутку обмолвилась, только когда ее осенило воспоминание о киберигрушке, что подарила Риттка и что была легкомысленно оставлена с неведомой целью у Коменданта. Тот еще для забавы сказал что-то вроде: «Ну дай сфоткаю и пошлю бывшей теще! Только вот которой из них… О, они мне все как мамочки… и буду как твоя дочура, поиграю в гадкого тинейджера!» Вечно Ева потакает всяким глупостям!

Алик, однако, выслушал ее без тени иронии. «Спасибо, что ты сказала. Не все говорят — но все чувствуют. Что-то такое во мне есть».

Признавать собственную уникальность нескромно, но так уже не воспитывают, нескромность теперь поощряема. Но Алик, наверное, не всерьез — Ева еще не научилась его понимать. «Знаю, ты ждала, что я смущенно опущу глазки и буду смиренно отрицать свои киберспособности», — и тут он наконец растянул тонкие губы в хитрой улыбке, как у игрушечного Петрушки, старинной Евиной марионетки, доставшейся еще из матушкиного детства.

— А я не буду ничего отрицать! Да, я такой. Ко мне все привязываются, а я ни к кому. Я болен независимостью.

— Какая прекрасная болезнь! Зарази меня ею, пожалуйста.

— Она, к сожалению, совершенно не заразная. Ее можно только унаследовать.

Еве совсем не нравилось у него дома. Пусто и необжито, как будто завтра собрался съезжать или только въехал в гостиничный номер. Мебель безлико-практичная, словно ее выбрали, едва забежав в магазин. Хотя именно в такой простоте и кроется тщательная продуманность… Стены голые, пастельно-нейтральные, чистота вокруг хирургическая — ни пылинки, ни крошки.

— Это даже не чистоплотность хищника. Нечто запредельное. Ты инопланетянин? Земное существо оставляет после себя хотя бы минимальные продукты жизнедеятельности…

— Я просто аккуратный. Что в этом плохого?

— Ты в курсе, что мысль, как бактерия, — в чистоте не вызревает?

— Я думаю в дороге. Или когда гуляю. Дома для релакса.

— Ничем-то ты не можешь ни заразить, ни запачкать. И как ты умудряешься быть таким обалденным тактильно — и чужим в быту. Ты точно какой-то киберчеловек, с тобой — сплошное фэнтези! Просто поразительно, как с тобой уживалась эта девушка. Ты так же на нее волком смотрел за каждую оставленную капельку и за каждый оброненный волос?

— О, молодежь совсем другая. У них иная нервная система. Ей были абсолютно по барабану мои просьбы. Она их просто пропускала мимо ушей.

— Просьбы? Да у тебя ж не просьбы, а шаг вправо-влево — расстрел! — хохотнула Ева. — Я ж вижу, как у тебя холка встает, когда я делаю что-то не так.

— Я ж говорю — у них другие реакции.