Целый год замужем и ничего, ни следа беременности. Ладно, если бы муж с ней не спал, так нет, Брагоньер не относился к супружескому долгу, как в повинности, ему нравилось оставаться наедине с Эллиной. При нервной работе и вечном переутомлении секс заменил для Королевского прокурора коньяк. Гоэта заметила, он пил значительно меньше, хотя все так же работал допоздна и вставал ни свет ни заря. Зато она единственная женщина, которую он хотел. Все сорок с небольшим лет жизни Ольер ли Брагоньер довольствовался проститутками. Что там, он и любовь считал болезнью, а любые чувства – проявлением слабости. Только вот на одном желании брак не построишь, Эллина обязана родить. Муж так и сказал: брак без наследника ему не нужен. А уж леди ли Брагоньер и вовсе мечтала сжить невестку со свету. Она презирала ее за происхождение и злорадствовало по поводу бездетности пары. Несомненно, во всем виновата Эллина, повторяла свекровь, укоряя сына за легкомысленный выбор. Столько невест, а он выбрал девицу сомнительного происхождения, сомнительного же поведения, перестарка.
Гоэта взглянула на отражение в зеркале. На нее смотрела исхудавшая усталая кареглазая шатенка в шелковом пеньюаре поверх бледно-зеленой сорочки. Прежде Эллина и подумать не могла, что станет носить такие вещи, однако деньги счастья не принесли. Судьба вообще ее не баловала: то с семьей не повезло, то работы нет, то мужчины сбегают, хорошо, если не ограбив, то предает лучший друг, то убивают. Казалось, вот оно – Ольер ли Брагоньер. Свет в окошке, исполнение давней мечты. Эллине ведь хотелось замуж, надоело ходить за заказами в "Белую мышку", провожая тоскливым взором семейные пары, ребенка она тоже хотела, только вот Сората решила: хватит и так слишком много даров для смертной. Богине виднее, только вот брак без наследника рухнет. Брагоньер может сколько угодно любить Эллину, но долг перед семьей важнее. Он разведется, женится на какой-нибудь баронессе, а гоэта снова станет содержанкой. О, как она ненавидела этот статус! Вовсе не по моральным убеждениям – Эллина не желала жить на деньги мужчины. Ее подруга, Анабель Меда, с удовольствием принимала подарки от Первого префекта Сатии, давно забыла, что такое работа. Гоэта так не могла. Все ее существо протестовало против подачек. От мужа – одно, от любовника – другое. Можно подумать, Эллина спала с человеком ради золотых цепочек! Но, похоже, придется привыкать.
Эллина порадовалась, что не выбросила ученические тетради, много лет верой и правдой помогавшие в работе. Сохранилась полевая сумка, артефакты, даже документы на продление лицензии она тайком от мужа подала. Старое разрешение на работу, выданное против правил на два года, истекало через полгода, но гоэта решила не рисковать. Брагоньеру наверняка доложат о действиях Эллины, он воспротивится – соэр придерживался старомодных правил насчет женщин и работы, — придется искать другие способы.
Ручка ванной комнаты дернулась.
Эллина вздрогнула и поспешила скрыть следы очередной истерики. Муж не любил, когда она плакала, мог и голос повысить. Для него это распущенность.
— Лина, открой! – послышалось из-за двери.
Гоэта щелкнула задвижкой. Все равно не отсидишься, Брагоньер мог спокойно выломать дверь.
Понурив голову, Эллина ждала очередной отповеди.
Соэр поставил свечу на умывальник и окинул жену недовольным взглядом. Эллина поежилась. Бледные, водянистые зеленые глаза, казалось, собирались вынуть душу. Смотреть Брагоньер умел. Гоэта успела побывать у него на допросе и убедилась, порой один взгляд способен породить животный страх.
— Опять? – Муж взял ее двумя пальцами за подбородок и повернул к свету. – Я больше с тобой не останусь. Надоели бесконечные истерики! Когда возьмешь себя в руки, скажешь.
— Ольер! – Эллина повисла на нем, вцепилась, будто опасалась: уйдет навсегда.
Брагоньер осторожно разжал ее пальцы и украдкой зевнул.
— Мне завтра рано вставать, — напомнил он, — и я хочу выспаться. С тобой это решительно невозможно. До свадьбы ты вела себя иначе. В чем дело? Казалось бы, должна радоваться, а вечно плачешь. Или я даю мало денег? Так возьми. Доверенность оформлена, можешь распоряжаться моим счетом.
Болезненная гримаса исказила лицо гоэты.
Он все мерил в выгоде!
Казалось, давно пора бы привыкнуть к холодности супруга, к тому, что им руководил разум, а сердце даже не думало вмешиваться.
Они такие разные! Брагоньер, понимавший, что такое обязанности, трудолюбие и упорство, но понятия не имевший о жалости, грусти и радости, и Эллина, слишком эмоциональная, порывистая, не умевшая просчитывать свои и чужие шаги. Наверное, поэтому Сората и свела их вместе, чтобы дополнить. И все бы хорошо, если бы муж не контролировал каждый вдох. Вот и теперь, отчего ему не спалось, как только почувствовал, что вторая половина кровати опустела? Чутье инквизитора, не иначе. И как бы тихо Эллина ни плакала, он все равно бы услышал, нашел. Гоэта слишком предсказуема, муж не раз говорил.
Эллина тяжко вздохнула и одновременно всхлипнула. Вышло так, будто она захлебнулась воздухом.