Пытаясь понять Россию

Негативная роль олигархов не вызывает сомнений. Она состоит не только в разграблении государственной собственности и финансовых ресурсов, но и в дискредитации идей экономических реформ. Олигархам реформы, по сути дела, не нужны, им выгодно их сдерживать.

ГЛАВА 15 Борис Ельцин и его кремлевская "семья"

Сегодня мало кто помнит, что совсем еще недавно политики и средства массовой информации в основном обсуждали окружение Ельцина, а не его "семью". Терминология изменилась как-то незаметно, ибо реально изменилось и положение сил в российской политике. Окружение Президента постепенно трансформировалось в нечто, что сегодня называют "семьей".

В отличие от других реформаторов, я никогда не был близок к Борису Ельцину или к его окружению, так как по своему характеру плохо приспособлен для придворных интриг. Ходить, пробивать, уговаривать, подписывать и согласовывать, целенаправленно "дружить" мне всегда было противно и по этому показателю я неизменно проигрывал другим реформаторам.

Впервые я встретился с Ельциным один на один еще в 1990 году, а в 1993 году таких встреч было уже пять или шесть, что позволило мне узнать его несколько лучше, но отнюдь не давало права войти в какой-то особый круг приближенных. Я старался обращаться к Президенту только в случае крайней необходимости, и каждая наша встреча носила исключительно деловой характер.

Б. Ельцин ценил пунктуальность и никогда не заставлял себя долго ждать. Обычно встречи происходили следующим образом. Открывалась дверь, и я шел к его столу. Ельцин поднимался навстречу и пожимал мне руку. Бумаг на столе всегда было немного и все – в любимых нашими бюрократами папочках-корочках. Аудиенция никогда не затягивалась, и разговор не отклонялся от существа дела. Ельцин больше слушал, чем говорил. Встречи наши, как правило, были благожелательными, по крайней мере, я никогда не слышал, чтобы Ельцин нецензурно ругался. Пожалуй, он был со мной даже приветлив и, как мне казалось в 1993 году, прислушивался к моему мнению.

Ельцину присуще было в общении некоторое лукавство. Например, однажды он при мне соединился с премьер-министром по спикерфону, и я был вынужден присутствовать при разговоре, который не предназначался для моих ушей. Тем более, что Президент отпускал в адрес премьера довольно резкие замечания. Зато между мной и Ельциным появился маленький секрет.

Психологически мне было довольно трудно разговаривать с ним – между нами всегда сохранялась большая дистанция. Вероятно, и тип мышления у нас был очень разный. Честно говоря, я никогда не был уверен в эффективности своих доводов. Вместе с тем, в некоторых вопросах Ельцин обладал удивительной проницательностью и проявлял нестандартную логику при принятии важных решений. Казалось, он схватывает вопрос на лету, а это крайне важное качество для руководителя такого ранга.

Однако Ельцин, безусловно, чувствовал себя гораздо более комфортно в компании О. Лобова, Ю. Скокова, Ю. Петрова, О. Сосковца, В. Черномырдина, многочисленных "красных директоров", чем в обществе Е. Гайдара, А. Шохина, А. Чубайса, П. Авена, В. Лопухина и других молодых интеллектуалов. Назначения на самые высокие посты в России вообще, как правило, объясняются скорее личной симпатией, нежели конкретными деловыми качествами, которые часто вообще не берутся в расчет.

Вместе с тем, я могу лично засвидетельствовать, что прямое указание на явную ошибочность каких-то действий самого Президента в те времена воспринималось Б. Ельциным спокойно и подчас даже принималось к сведению. Хотя, конечно, это и не являлось правилом, а со временем это качество и вовсе исчезло. Власть меняет людей, нередко они перестают узнавать даже старых друзей.

Например, в самом начале 1993 года, уходящий со своего поста глава президентской Администрации Ю. Петров сумел подписать у Бориса Ельцина поразительный по нелепости указ о создании Государственной инвестиционной корпорации (Госинкор). Этим указом предлагалось передать Ю. Петрову имущество (драгоценные металлы и камни) на один миллиард долларов, а также предоставить существенные права и значительные суммы. Я не поверил своим глазам, когда увидел этот указ, и отказался что-либо делать в его исполнение, хотя Ю. Петров едва не ходил за мной по пятам и постоянно сидел в моей приемной в Минфине. Несколько месяцев он вел осаду моего кабинета, не давая мне прохода. Надо было что-то предпринимать.

Наконец я сам пошел к Президенту и положил перед ним его же указ. Мне показалось, что Ельцин сильно удивился, увидев эту бумагу. Он немедленно своей рукой исправил на моем экземпляре документа обозначенную в указе сумму, уменьшив ее ровно в десять раз, и расписался. Понятно, что формально юридической силы это не имело, но фактически являлось обязательным к исполнению указанием. Настроение у Ю. Петрова ухудшилось, а у меня улучшилось. В конце концов он почти ничего не получил, но факт этого указа сам по себе показателен.