Пыточных дел мастер

— Выходит, то, что мы видели, — небесное знамение? — Я покачал головой.

— В книге сказано, будто небесным знамением является все вокруг нас. И столб в этой ограде, и то, как ветви того дерева нависают над ней… Некоторые из знамений выражают эту третью ипостась с большей готовностью, нежели прочие.

Шагов сто после этого мы прошли в молчании. Затем Доркас заговорила:

— Пожалуй, если то, что написано в книге шатлены Теклы, правда, то у людей все наоборот. Мы видели, как огромное здание взмыло в воздух и пропало, верно?

— Я видел лишь, как оно висело над городом. Оно в самом деле взлетало вверх?

Доркас кивнула. Светлые волосы ее блеснули в свете луны.

— По-моему, третья, как ты говорил, ипостась — очевидна. Вторую найти труднее, а первую — казалось бы, самую простую — вовсе невозможно.

Я хотел сказать, что понимаю ее — по крайней мере, насчет первой ипостаси, но тут в некотором отдалении от нас раздался грохот — раскатистый, точно гром.

— Что это?! — воскликнула Доркас, схватив меня за руку.

Прикосновение ее маленькой, теплой ладони оказалось очень приятным.

— Не знаю. Похоже, это — за той рощицей впереди.

— Да, — кивнула она, — теперь я слышу голоса.

— Значит, твой слух острее моего.

За рощицей снова загрохотало — еще громче и продолжительнее прежнего. Впрочем, наверное, мы просто подошли ближе. Мне показалось, что сквозь заросли молодых буков пробивается свет огней.

— Вон там! — Доркас указала куда-то чуть севернее деревьев. — Это не звезда — слишком низко и слишком быстро движется.

— Наверное, фонарь. На крыше фургона или в чьей-то руке.

Грохот возобновился, и на этот раз я узнал в нем барабанную дробь. Теперь и я слышал голоса, и один из них звучал еще басовитее и, пожалуй, громче, чем барабан.

Обогнув рощу, мы увидели с полсотни человек, собравшихся вокруг небольшого помоста. На помосте, меж двух пылающих факелов, возвышался великан, державший под мышкой, на манер тамтама, литавру. Справа от него стоял богато одетый человек небольшого роста, а слева — самая чувственная и прекрасная из всех виденных мною женщин, почти нагая.

— Что ж, все в сборе, — громко и быстро говорил маленький человек. — Все в сборе. Кто у нас тут? Любовь и красота? — Он указал на женщину. — Сила? Храбрость? — Взмах тростью в сторону великана. — Хитрость? Таинственность? — Он ударил себя в грудь. — Порок? — Снова жест в сторону великана. — И… взгляните-ка, кто к нам пожаловал! Наш старый враг, Смерть! Рано ли, поздно, но он приходит обязательно!

С этими словами он указал на меня, и лица публики — все как одно повернулись в нашу сторону.

То были Балдандерс с доктором Талосом. Что же они, вездесущи? Женщину, насколько мне помнилось, я видел впервые.

— Смерть! — говорил доктор Талос. — Смерть явилась к нам! Вчера и сегодня я думал, что ты не придешь никогда! Извини, старый друг, ошибся!

Я ждал, что публика рассмеется его мрачноватой шутке, но — нет. Два-три человека что-то пробормотали себе под нос, какая-то старуха плюнула в ладонь и двумя пальцами указала на землю.

— Кого же привел он с собой? — Доктор Талос подался вперед, рассматривая Доркас в свете факелов. — Ну конечно, Невинность! Вот теперь и вправду все в сборе! Представление вот-вот начнется! Нервных просим не смотреть! Никогда в жизни не видели вы ничего подобного! Все в сборе! Все на местах!

Тем временем прекрасная женщина исчезла. Магнетизм в голосе доктора был столь силен, что я даже не заметил ее ухода.

Опиши я сейчас пьесу доктора Талоса такой, какой она показалась мне, одному из участвовавших в представлении, вы просто не поймете ничего. Если же я опишу ее так, как видела ее публика (что я и намерен сделать, ибо для данного повествования так будет правильнее), вы мне, наверное, не поверите. В драме сей, представленной силами пяти человек, двое из которых выступали впервые и даже не знали ролей, маршем шли армии, играли оркестры, падал снег и сам Урс содрогался. Да, доктор многого требовал от воображения зрителей, но призвал себе на помощь комментарии, простую и действенную механику, тени-силуэты, падавшие на экран, голографические проекторы, шумовые эффекты, зеркальные задники и прочие доступные сценические средства, и в целом удивительно преуспел, о чем свидетельствовали рыдания, вопли и вздохи, время от времени доносившиеся до нас из темноты.