ПЗХФЧЩ!

— Да ё-моё! — неожиданно разозлился гинеколог. После чего махнул рукой и вышел вон.

— Чего это он? — удивилась роженица.

— Да сегодня что ни имя, то черт-те что. Одна — Лукерья. Двойня — так те вообще Пантелеймон и Варфоломей.

Нина Ивановна растерла Кузе спинку, чтобы он закричал, но так как Кузя упрямо молчал, она вздернула его вверх ногами и хлопнула по заднице. И снова безрезультатно. Тогда акушерка принялась отчаянно шлепать ребенка, приговаривая в такт:

— Давай, сукин сын, ори, мать твою!

Роженица с перекошенным от страха лицом наблюдала за этой малопривлекательной процедурой.

— Ай-а-я! — неожиданно крикнул висящий вверх ногами Кузя и, извернувшись, плюнул прямо в лицо акушерки.

Та вскрикнула и с испуга выронила ребенка прямо на грудь матери, которая успела поймать сына в свои мягкие объятия.

— Свят, свят, свят! — закричала Нина Ивановна, вытерла плевок и перекрестилась. Перекрестилась она, правда, слева направо, так как вечно путалась, с какой стороны и в какую надо.

Кузя при этом, не моргая, смотрел на Нину Ивановну. Нина Ивановна, не моргая, смотрела на Кузю. В эту секунду за окном сверкнула молния и раздался гром. Задребезжали стекла, и мигнуло электричество. Нина Ивановна вздрогнула и отступила на несколько шагов назад, не сводя испуганного взгляда с Кузи. Затем опрометью выбежала из палаты.

— Павел Борисыч!!! — влетела она без стука в кабинет к гинекологу.

Тот сидел на подоконнике и курил, стряхивая пепел в консервную банку из-под шпрот.

— Ну что еще? — отозвался он недовольно.

— Этот ребенок… он…

— Помер, что ли? — встревожился врач. Он сразу представил предстоящую волокиту с документами, справками, объяснениями, перекошенные лица родственников, разбор полетов у заведующего, и ему стало тоскливо.

— Да нет! Живой же ж, гад. Я его шлепнула, а он мне в лицо плюнул и еще это… «бля» крикнул.

Гарантировать точность расшифровки Кузиного крика акушерка была не могла, но вкупе с плевком это выглядело убедительно. Гинеколог равнодушно пожал плечами и ничего не сказал.

— Да вас как будто это и не смущает вовсе! — возмутилась акушерка.

— А что такого-то? — удивился Павел Борисович. — Ну плюнул. Ну выругался. Я, может, тоже бы выругался, если б меня стали по заднице колошматить.

— Но не через минуту же после рождения!

— Да ослышались вы, с кем не бывает.

— Со мной не бывает! — взвизгнула акушерка так, что гинеколог поморщился. — А взгляд… а взгляд у него такой… такой… умный, что ли…

— Не всем же дебилами рождаться.

— Да не в этом смысле! Он недетский, понимаете?

— Понимаю, — кивнул гинеколог.

Акушерка выпучила глаза и потрясла указательным пальцем в сторону окна.

— Слышите?! Гроза!

— Бросали б вы пить, Нина Ивановна. Заметьте, кстати, я на работе не пью. А вы пользуетесь тем, что у заведующего просто выбора нет. Ведь вы ж даже без диплома.

— Да не пила я! — закричала Нина Ивановна. — Немного разве что. Да ёб вашу мать, Павел Борисович! Вы сами пойдите посмотрите на него. Это ж… Антихрист!

И Нина Ивановна прикрыла рот рукой, словно испугавшись, что неожиданно выскочившее слово влетит в нее обратно.

Павел Борисович несколько секунд смотрел на акушерку, затем затянулся сигаретой и отвернулся к окну.

— Чего ж так голова болит, — задумчиво сказал он и поскреб пальцем мутное стекло. — И вроде почти не пил вчера.

— Ой! — вскрикнула Нина Ивановна. — Точно! Всё! Всё сходится!

— Что сходится? — устало отозвался гинеколог, по-прежнему глядя в окно.

— Да то! Сегодня какое число?

— Ну первое июня. День защиты детей.

— Да каких на хер детей! — закричала ополоумевшая акушерка. — Вы вспомните, когда у Христа день рождения был! Первого января! А этот… ровно через полгода. То есть наоборот! Точно Антихрист!

— Так Христос это… — поморщился гинеколог, которому даже мыслительный процесс доставлял невыносимую боль в области черепа, — вроде не первого ро-дился-то.

— А какого же?

— Седьмого вроде. Или двадцать седьмого. Я тут сам путаюсь.

— Да какого седьмого?! — возмутилась акушерка. — Седьмого революция была, да и то ноября. А первого января как раз пришли с подарками эти… ходоки.

— Ходоки к Ленину ходили. Волхвы, наверное.

— Точно. А когда у нас с подарками приходят? Как раз первого. У себя Новый год отпразднуют, нажрутся и к соседям за добавкой.

— М-да? Ну, может быть.

— Надо ее отправить домой.

— Кого это?

— Ну кого-кого? Кузькину мать, конечно! И Кузю этого, Антихриста. От греха подальше. Ну их к черту. А то будут здесь торчать, как у Христа за пазухой.

— Как у Антихриста за пазухой, — мрачно пошутил гинеколог и добавил: — Ну, отправляйте под свою ответственность. Только учтите, Иван Дмитриевич приказал сразу после родов никого не отпускать. Вы же не хотите работу потерять?

Акушерка задумалась, мучительно соображая, которое из двух зол меньшее: Кузя или потеря работы. Работу терять совсем не хотелось.

— Я поняла, — прошептала она загробным голосом. — Надо сначала его это… убить.

Павел Борисович удивленно вскинул брови.

— Зачем это?

— Мир спасти. Он когда вырастет, будет всем кирдык.

— Ну, убейте, — пожал плечами врач.