Q

— Ты взрослеешь, парень; тебе надо только энергичнее отстаивать свои идеи.

Гут выуживает из корзины полоску бумаги, берет перо и чернильницу и принимается за расчеты. Про себя он бормочет:

— Это может сработать, может сработать…

Едва не подпрыгнув со своего места, он оборачивается и кричит печатникам:

— Вы, двое, остановитесь! Бросьте все это!

ГЛАВА 20

Эльтерсдорф, осень 1526 года

Чиню курятник в преддверии зимы — прибиваю доски, чтобы безрассудные твари не слишком страдали от холода. Вечером вновь погружаюсь в воспоминания.

Вспоминаю, как пришло время фена, ветра, который дует сейчас совсем в другом мире.

Фен — горячий ветер, насыщенный влагой и испарениями, который дует с юга, просачивается сквозь цепи и хребты Альп и разливается по полям и долинам, принося с собой настроение мрачного безумия и неистовые страсти. Этим он и знаменит. Он одолевал нас и той зимой, наполненной лихорадочным горячечным бредом, окутывал наши тела, наполняя их непонятной дрожью, прежде чем закружить в смертельной пляске, выгравировавшей все имена на моей живой плоти. Имена мест и людей. Имена мертвых… Я вначале прочел их в Писании, и они сорвались со страниц, собранных в тома, нерасторжимо сливаясь с радостью в глазах сестер, вбирая в себя светлые выражения лиц их детей, грубые точеные профили крестьян и горняков, освобожденных «по праву Божьему».

Якоб, Матиас, Йоханнес, Элиас, Гудрун, Оттилия, Гансик.

Сейчас — имена мертвых. У меня больше никогда не будет своих имен, больше никогда. Я не свяжу свою жизнь трупом имени. А значит, в моем распоряжении будут любые имена. Сейчас я жив, чтобы помнить, и слышу, как по крышам стучит дождь, а Эльтерсдорф вскоре готовится встретить снег и мороз после этого последнего порыва горячего ветра.

24 октября закончилось еще одним изгнанием extra muros.[13] На этот раз — из Нюрнберга. Около недели два адепта печатного пресса Герготта пожинали для нас плоды бессонных ночей и дней, полных исступленного труда: два памфлета, привезенные Магистром из Мюльхаузена, — пять сотен экземпляров «Ответа лишенной духа, сладко живущей плоти виттенбергской» и еще столько же — «Разоблачения ложной веры». Изменения в технологии набора четырех страниц позволили нам дополнительно получить тысячи листочков меньших размеров, на которых излагалась самая краткая версия нашей программы наряду с воззваниями, адресованными в первую очередь женщинам и с благословениями Господа, который защитит нас своим мечом, если потребуется. Мы получили возможность раздавать их бесплатно, когда обходили окрестности: деревни и городские предместья. После одной из дискуссий, в которой не обошлось без смешных моментов, мы решили назвать их Flugblatter,[14] именно благодаря характерным особенностям этих разрозненных листов небольшого размера, которые можно было запросто передавать из рук в руки. Они были написаны простым языком специально для бедняков, чтобы многие смогли понять их сами или сделать это, когда кто-то читает вслух.

Эта неделя была сплошь заполнена приходами и уходами курьеров и эмиссаров, начавших распространять рукописи Магистра в разных землях: сотня экземпляров уже была отослана в Аугсбург. Но обстановка в городе оставалась не слишком обнадеживающей. Громадную шумиху вызвало, к примеру, очередное предприятие Денка, который 24 или 25 октября произнес не вписывающуюся ни в какие рамки речь перед студентами семинарии Святого Шебальда, откровенно предложив им убивать каждого, кто присваивает себе исключительное право трактовать Слово Божье. Выступление закончилось тем, что лис Йоханнес, с типичной для него любовью к импровизации, провозгласил себя ректором данного учебного заведения под аплодисменты воодушевленных студентов. Все это не слишком понравилось местным властям, обеспокоенным еще и неподтвержденными новостями о распространении волнений в Шварцвальде и во всех прилегающих областях, и уже до исхода следующего дня стали распространяться слухи о неминуемом изгнании Денка из города.

Так и случилось. 27 октября груз с книгами для брата Хельтцеля был задержан у Штипллерских ворот и отправлен из города в направлении Майнца. Среди книг, найденных уже заранее предупрежденной стражей городского совета, было двадцать экземпляров «Ответа» — всю партию конфисковали, а Хельтцелю, получившему от Магистра полномочия печатать и распространять эту рукопись, дали пинка под зад, прогнав из города. В течение того же дня слухи о непременном изгнании Денка переросли в уверенность. На рассвете 28 октября нас всех арестовали. Шпикам потребовался почти весь следующий день, чтобы обнаружить наш склад: вернувшийся Герготт не собирался доносить на нас, как и позволять полиции слишком долго допрашивать обоих подмастерьев. Весь тираж был конфискован. Но Гут все же в первый день умудрился переправить в Бибру листовки с несколькими экземплярами памфлетов Магистра.