Парня стало просто не узнать, его ребята долго не могли поверить, что их бесшабашный заводила Чарли Ёршик не только не стал атаманом, но сам добровольно пошёл в прямое подчинение к Длинному Джеку. Черныш на личном примере утверждал власть Командора – если уж этот беспрекословно исполняет любые его приказы, куда уж остальным?
Тем более что когда Ёршик выступал в роли инструктора, рулил Черныш, ребятам оставалось лишь скрипеть зубами, отводя глаза. Понимали, что раз он настолько безжалостен к себе, им-то и подавно нечего ждать пощады.
Черныш не давал ни малейшего повода в этом усомниться – ни одно нарушение, намёк на небрежность, разболтанность не ускользали от его внимания, не оставались без награды линьками или запросто кулаками и башмаками в живот, – лечь! На! – удар ногой, – встать! На! – в зубы, – чего разлёгся без команды?! На, на! Встать! Ровно, сука, стой! Лечь… отжаться… ещё раз! Это, по-твоему, «отжаться»? На…
Черныш знал, что делает и зачем. Иначе эти милые дети начнут убивать других детей просто от страха.
Мальчишки боятся одиночества, их поставили в строй – там они все вместе!
Им нужны минуты уединения, когда никто бы к ним не лез – их поставили в караулы, боец на посту не просто может, обязан убить любого, кто бы к нему не полез с разговорами!
Детям нужно ощущение нужности, необходимо чувствовать заботу, родительскую власть. Трёпка – лучшие проявления такой власти и заботы, а то, что с ними не сюсюкали, для них естественно, нормально – да нормального, в понимании родного общества сталкеров, человека они примут за сумасшедшего и вышвырнут за борт чисто из милосердия.
Черныш сам без тени сомнений зарезал бы любого из сталкеров, распустившего сопли. Мальчишки должны видеть их абсолютную уверенность в себе, в том, что они говорят и делают. Он не хотел портить им последние дни, возможно, часы… да и чем чёрт не шутит, он не мог упустить даже призрака надежды на выживание! Запретил себе сомневаться и просто делал, что должен.
Как относился к жестокости Командор? Он возненавидел её ещё в школе, отец отдал его в обычную школу, считая, что тому необходима эта школа жизни. Папа очень просил Максима не выделяться, не связываться, не применять навыков, внушал парню, что самое в жизни отвратительное – жестокость к заведомо беззащитным.
Однажды Макс застал в туалете сцену настоящей жестокости, лицом одноклассника «мыли пол» – макали в писсуары и елозили по кафелю. За то, что он не мог… не смог не ответить на вопрос училки «кто это сделал?», когда хулиганистый пацан забросил однокласснику в портфель зажжённую «дымовуху». Этой твари было безразлично, что с ним будет, она насаждала дисциплину.
Руда тогда… хотя тогда ещё не Руда, конечно, просто маленький Максим сделал всем больно – папа профессионально учил его это делать сызмальства, боялся, что сынку подсунули при рождении не тот пол.
Когда в туалет заглянул историк проверить, не курят ли, он застал там «школу жизни» на практике. Будущий Руда уже не дрался, наказывал. Поставил одноклассникам не решаемую задачу – принуждал подниматься с пола и резкими ударами возвращал на кафель.
Историк истерично потребовал прекратить и всем следовать за ним. В учительской будущий Командор всё честно рассказал, но жертва садизма заявила – его никто не обижал, они просто играли, а вот этот всех избил, маньяк, наверное.
Маньяку велено было вечером явиться с родителями в отделение полиции по месту жительства для дачи официальных показаний и постановке безобразника на учёт. Скорей всего его переведут в специальную школу, «дело» передают властям.
Вечером Максим повторил свой рассказ и ему неожиданно поверили! Не то повлияли глубокое знание жизни и чуткость сотрудников, не то сыграло какую-то роль папино служебное удостоверение – он его даже раскрывать не стал.
Педагогический коллектив корёжила долгая, нудная проверка, которая, конечно, ничего не выявила, но сделала главное – на Максима перестали жаловаться… впрочем, до того случая и поводов не возникало.
Папа очень просил не отсвечивать и внушал Максу, что самое отвратительное в жизни – жестокость. Сынишка внёс поправку, самое отвратительное – это детская жестокость, унижение, издевательства не просто над заведомо беззащитным, а кому некуда бежать по закону о всеобщем образовании! По закону обречённому! Как ребята на корабле дураков.
Командор спросил Черныша, Пушка и Люта, что они обо всём этом думают. За две склянки парни совместными усилиями придумали первые Командорские законы.
Конечно, сразу их никто так не называл, ведь кое-кто в милой пиратской компании при слове «закон», даже если речь шла о законах Ньютона, хватался за нож. Изначально их называли просто правилами вежливости.
По ним никого – вообще!!! – нельзя обижать просто так. Требуются веские обвинения – страшное, в трусости, или очень страшное, во вранье. Обвинения эти излагаются атаману, бросить такое кому-то в лицо, означает «подраться с Джеком».