Ну и что из того, что бывшие офицеры драят клюзы и палубу? Просто они были ненастоящие, а настоящие офицеры всё так же всемогущи и недосягаемы, всё те же унтер-офицеры тянутся перед ними в струнку, преданно пожирая глазами.
Матросам повезло нарваться на соотечественников– тот же судовой капеллан ежедневно проводит службы, и они молят Всевышнего о здравии короля, главы и защитника церкви. Главное, что их никто не зовёт в пираты, ничего им не предлагает, не проповедует– сами понимают, что в море на корабле без слаженной напряжённой работы всех ждёт гибель.
Им твёрдо пообещали, что по прибытию на место их никто больше не потащит в море! Что это значит для английских матросов? Они же попали на флот либо за ногу, либо за шею, и навсегда, без вариантов. А тут им дали надежду, почти даром! И были бы они счастливы, если бы не эти дети!
Ну да, они считали нас детьми, что взять с нижних чинов? Пацаны им приветливо открыто улыбаются, по-своему вежливы, даже почтительны. Обычные, в общем, мальчики, и матросы лишь ребячеством объясняли некоторые особенности нашей жизни.
Для начала, с подачи Грегори, фрегат назвали «А вот и я!», а на переборку кормовой надстройки нанесли эпическую фреску «упоротый вояка». Зажили со специфическими песнями и странными танцами, обустроились уютно, по-штрафному– завели качельки, шашки, швыряемся гранатами, ножами и деревяшками, кистенями машем. Матросики поначалу на всё это лишь дико таращились, а потом ничего– обвыклись.
Их к играм никто и не думал принуждать, не хочешь– получай заслуженную порцию линьков и служи дальше. А коли есть настроение, вместо линьков можно сыграть, например, в пекаря. Кстати, пекаря мы улучшили, ныне ведущий охраняет не тупую деревяшку, а штрафника в медитации. Чтоб выиграть шиллинг, нужно всего лишь дать ему в морду.
Пацан, закончив медитировать, сам поощряет ведущего, или, если его покой был нарушен, лично платит проигрыш и выдаёт матросику порцию, которой он тщился избежать. Это стало миленьким дополнением к скучным наказаниям. Всякий может рискнуть– побыть лошадкой, поиграть в жмурки, просто подраться. Вскоре объявились парни, готовые играть с нами постоянно– мы добились-таки своего, выявили в стаде подходящих нам типов.
Это ж только с виду казалось сумасшедшей игрой, а подаренная надежда на счастливое окончание похода хуже обмана– это реальная морковка для ослов. Матросу достаточно бояться, терпеть и надеяться? Значит, готов быть ослом.
Нам пофиг, что это рабство и порабощение– ослы должны пахать всегда и везде, это основа любого общества. Но если это вызывает внутренний протест, непонятная злость толкает на безумства– велкам, дружище, ты попал по адресу.
Мы нарочито «не замечаем» пленных, ими занимаются только унтера, и как все унтера, они командовали не «от имени», а лично, насаждали личную власть по мере сил и способностей простым мордобоем. Однако во флоте, кроме личной власти, за ними стояла власть короля, поднять на них руку значило поднять мятеж.
Вот в этом вопросе Захарка меня весьма удивил, проявив недетскую принципиальность. Он к его величеству не испытывает ничего личного, но считает, что на корабле SC есть власть лишь старшин SC, и всё, точка. Как зримое, предметное выражение этого принципа Захар приказал снять флаги, ему посмели возразить.
Парень, не говоря больше ни слова, выпустил оппоненту кишки, они натурально на палубу из дяденьки вывалились. Не сказать, что такое было для нас уж очень необычным, меня поразила спокойная рассудительность Захара. Именно так: убеждённость– решение– действие. Спасибо мальчику, ко мне он снизошёл-таки до объяснений: Оказывается, у него есть силы и время для разговоров и драк только с теми, кто ему важен, прочим должно хватать простых намёков.
Действительно, намёки проще некуда: Нет над тобой короля, только ты сам определяешь собственное положение. Если можешь, набей лично неприятному унтеру рожу за десяток линьков, или сыграй с ребятками во что-нибудь весёленькое. Рыжий весельчак Джордж первым повадился начинать каждое утро, сразу после завтрака, с побивания выбранной случайным образом унтерской морды и направляться к детям за «наказанием».
Таким парням с нами интересней, на полном серьёзе заявляю. Дело это очень серьёзное, полное философского смысла. Начали мы когда-то с издевательств над пленными, чтобы принудить их к труду, а пришли к принуждению стада баранов к труду, дабы подвигнуть редких козлищ к бунту.
Эти сокровища, бунтари, ежедневно, ежечасно убеждались, что они особенные, сами по себе, и освободились не благодаря нам– сами. Мы постоянно повторяем «никого не жаль», порой демонстративно их не замечаем или насмешничаем, говорим им, – это только ваш выбор, ваша судьба.
Они перестали от нас отходить. Парни не сбились в отдельное стадо, дружат и ссорятся со «своими» мальчишками, играют и дерутся, трудятся и учатся с нами. К окончанию автономки мы работали на рангоуте только со «своими» матросами, и разговаривали с ними как с равными.