Так Мэри стала матриархом, главой «семьи» Фредди, состоявшей из целой свиты друзей и любовников.
— Только с Мэри Фредди мог быть совершенно откровенен, — подтверждает Дэвид Вигг, — в его собственной семье, по культурным и религиозным соображениям, он не мог себе это позволить даже с родной матерью.
Мик Рок также вспоминал, что нетрадиционная ориентация поначалу досаждала Фредди.
— Фредди определенно был геем, но заводил отношения с девушками, и, как мне кажется, это напрягало его. Перед тем как признаться друзьям, что предпочитает мужчин, он некоторое время провел в подвешенном состоянии — ни нашим, ни вашим — и это сильно его угнетало. Фредди нравилось находиться в обществе женщин, он не избегал их и в последующие годы, когда спал преимущественно с мужчинами. Мэри, безусловно, была любовью всей его жизни. Он ни с кем больше не сошелся настолько близко. В этом есть своего рода ирония: самыми содержательными и важными отношениями в жизни гея стал союз с женщиной. Их связывала настоящая любовь. Просто тон в ней задавала не сексуальная составляющая, а духовная и эмоциональная.
Вскоре у Фредди появились многочисленные любовники, хотя он никогда не приводил их в комнатку, которую они снимали с Мэри. Их отношения были удобным ему еще и тем, что создавали надежное прикрытие его шалостям, — внешне он вел жизнь обычного мужчины. Какое-то время Мэри сохраняла надежду, что это очередная блажь Фредди и вскоре она пройдет. Но в конце концов стало очевидно, что Фредди предпочитает свой собственный пол. Тут-то он сделал признание.
— Я видела, что его как будто гнетет что-то, — говорила Мэри Виггу. — Так что когда мы наконец объяснились, обоим стало легче. Для меня было важно, что он честен со мной. Думаю, Фредди не ждал от меня бурной радости от его признания, но мог твердо рассчитывать, что я не тот человек, который помешает ему быть самими собой.
Нужно обладать немалой внутренней силой, чтобы принять полное крушение своих иллюзий и перевести отношения в русло близкой платонической дружбы, но Мэри это удалось. Что бы ни происходило, они встречались почти каждый день. Мэри в шутку называла себя «главным мальчиком на побегушках».
Теперь Мэри стала свободна, но прошло немало времени, прежде чем у нее стали появляться поклонники.
Она не сразу смогла признаться себе, что их роман закончен, по некоторым сообщениям, она даже хотела родить от Фредди ребенка — на что тот ответил, что лучше заведет еще одну кошку. Мэри родила потом двоих сыновей — Ричарда, крестным которого стал Фредди, и Джейми, который родился уже после смерти Меркьюри. Серьезных отношений у Мэри так и не сложилось — все ее романы, над которыми незримо витала тень Фредди, были как будто обречены с самого начала. Даже отец ее детей, дизайнер Пирс Камерон, то появлялся, то уходил.
— Ему всегда казалось, будто Фредди стоит между нами, — объясняла Мэри.
Что касается Фредди, то у него случались романы и с другими женщинами — не считая бесконечного потока любовников. Потому что Фредди просил Мэри стать частью его жизни, ей оставалось только принять это. Большинство людей, знавших обоих, утверждают, что Мэри всегда была в его сердце. Тот факт, что он оставил ей свой дом и большую часть состояния, говорит именно об этом.
— Мэри по меньшей мере святая, — считал Мик Рок. — Невероятный человек. Очень естественная, приветливая, тактичная. Один из лучших людей, что встречались мне в жизни. Когда Queen добились успеха, я жил на Манхэттене и нередко болтался с Фредди по клубам Нью-Йорка. Прошло несколько лет, я снова оказался в Лондоне, заглянул к Мэри на чашку чая, и она сказала мне довольно странную вещь. Думаю, я понял ее в полной мере только теперь. Она сказала: «Сначала мой отец, потом Фредди, теперь мои сыновья. Похоже, я послана на землю, чтобы нянчить мужчин». И ведь правда, получается, именно такая ей выпала судьба.
Рок подтверждает, что Мэри порядком доставалось от неукротимого характера Фредди.
— Фредди был гением, единственным в своем роде, и, конечно, общение с ним не обходилось без трений. Он был сосредоточен на работе в гораздо большей степени, чем на эмоциональной сфере, а еще его иногда одолевали эти приступы дурного настроения. Проще говоря, что жить, что работать с ним было сущим кошмаром. Фредди и сам это понимал — дураком он не был. Иногда Мэри приходилось с ним нелегко, но она все равно любила его. Любит до сих пор. Она отдала ему всю свою жизнь, получив не так уж много взамен.
Мэри позже вспоминала:
— Фредди открыл для меня целый мир — балет, оперу, живопись. Почти всему, что я знаю, я научилась от него. Не могло быть и речи о том, чтобы бросить его, заменить кем-то еще.
Опера и балет не делали жизнь с Фредди намного легче. Любую мелочь он превращал в целую драму и вдобавок отличался занудным педантизмом. Если садовник ошибался, расставляя вазы с цветами вокруг его дома, Фредди мог в ярости расшвырять их ногами.
— Он все хотел делать по-своему, в мельчайших деталях, и мы часто ссорились из-за этого. Пособачиться он любил.