Qui pro quo. Интуитивные основы разума

Итак, появление такого рода толкования знаний свидетельствует о том, что уже в русле мифопоэтического миропонимания зарождается абстрактное мышление, что выражается, в частности в объяснении телесных явлений как связанных с духовной сферой. Интересно отметить не просто преимущества образного объяснения как свидетельство доминирования образного мышления над абстрактным, но на этом фоне становится очевидным использование и определенных способов объяснения действительности, которые мы можем характеризовать сегодня как рациональные. В частности, к таковым относятся рассуждения по аналогии, наряду с широким использованием метафорического языка. Эти способы рассуждения (аналогия и метафора) сохраняют свой исследовательский статус и могут характеризоваться как эффективный способ познания природы человека.

Конечно, познание природы человека, объяснение специфики интеллектуальной деятельности имеет длительную историю и «история интеллекта» может рассматриваться с точки зрения «эволюции идей», прежде всего, в контексте философии.

Как рефлективная форма деятельности ума философия имеет свои предпосылки, связанные с деятельностью не только мифологических персонажей, но конкретных людей. Причем та или иная деятельность людей объясняется как находящаяся под покровительством Муз, дочерей Гармонии, или, согласно Гомеру и Гесиоду, дочерей Мнемозины, т. е. памяти. «Музы, – пишет Ф. Ф. Зелинский – покровительствовали всему умственному труду человека – amusos называли того, кто к нему был неспособен: “да не доведется мне жить среди амусии”, – молился некогда Еврипид»[8]. Это, в свою очередь, указывало на первые попытки выделить и специфицировать умственную деятельность, придать ей особый статус. На такое отношение к интеллектуальному труду указывает тот факт, что первые философы, или «семь мудрецов» – это были не просто мыслители, но практики, которые формулировали свои сентенции, соединяя образно-эмоциональное мировосприятие и умозрительное абстрактное объяснение в приложении к действительности. Но «только один из них— Фалес— расширил компетенцию мудрости и выступил одновременно как “зачинщик” умозрительного испытания природы, знаменуя тем самым переход от практической (ценностной) рефлексии к рефлексии теоретической, а вместе с этим и переход от обладателя мудрости к её любителю и искателю»[9].

Итак, первые попытки понять особенность философского мышления и определить философию как особый способ существования, как тип знания, восходят не просто к этимологии слова «философия». Слово «философия» принадлежит Пифагору, который понимал его буквально как «друг мудрости». «Мудрость для философа должна быть началом и концом всего, но не предметом лишь некоторой склонности или средством для составления карьеры. Мудрость – его владычица, которой он должен отдать всю свою жизнь. Так представлял себе Пифагор философа. Для обозначения “мудрого человека" употреблялось слово обсрод… Но Пифагор любил мудрость лишь ради нее самой. Размышлять значило для него развивать в себе высшие свойства человека… Таким образом, Пифагор, назвав себя философом, другом мудрости, желал отделить себя от тех, кто видел в этой мудрости не цель, а средство»[10].

Конечно, мудрость представляет собой феномен, который может проявляться как праксис, т. е. метод достижения практических целей и, одновременно, сверхчувственная способность, которая выводит философа за пределы практической жизни (этико-правовой области) в область познания, условием которого является философский образ жизни. Этот круг проблем можно характеризовать еще и как выход к проблематике обоснования самой предметной области философии. Тем самым натурфилософская направленность на познание природы, наряду с выяснением сущности человека и сфер его интеллектуальной деятельности (этической, гносеологической и т. д.) в дальнейшем способствуют согласованию научного и философского знания, элементы которого лежат в основе научной рациональности.

Интересно отметить, что наряду с этой тенденцией к рациональности в объяснении мы обнаруживаем другую направленность, которая находит отражение в образе «богословствующих мыслителей» (термин Аристотеля), прежде всего, это Акусилай, Лиина, Мусей, Эпименид, Ферекид, Орфей. Все эти мыслители названы богословствующими в связи с предметом их рефлексивных поисков ответа на вопрос: чем является душа человека, и, как следствие, что представляет собой духовный мир и каковы его метафизические основания. Так, согласно орфикам, душа является пленницей тела и может быть освобождена из него. Однако именно используемые методы познания, позволили Аристотелю приравнять орфиков к философам. На это указывает сам факт признания в человеке самосознания наряду с бессмертной душой. Более того, «личность, – как отмечает Шульга, – представлялась наследницей персональной истории и непрекращающегося эволюционного пути – всегда становящуюся и улучшающуюся в этой и иных жизнях до тех пор, пока она не станет подобной Богу»[11].