Р.А.Б.

Сигареты несказанно удивили своей стоимостью. Перед «приемом» пачка «Парламента» стоила пятьдесят пять рублей. Теперь ее можно было купить за девяносто. Решив проверить привокзальную торговлю на предмет монопольно высоких цен, я вышел на улицу, побродил между палаток и убедился в том, что если и есть какая-то монополия, то находится она на несколько уровней выше, чем Киевский вокзал. В итоге я довольствовался пачкой «Явы».

Вернувшись к крыльцу вокзала, я закурил, оглядывая окрестности. Несмотря на повышение цен, скудость ассортимента и прочих деталях, свидетельствующих об упадке, рекламы на улицах прибавилось. Она стала ярче и сочнее. Отовсюду мигали неоновые брандмауэры картеля с меняющимися логотипами его членов. Теперь картель предлагал горожанам «победить кризис вместе». Судя по тому, насколько увеличились в размерах брандмауэры, «совместная победа над кризисом» стоила населению еще более массовых увольнений, еще больших сокращений зарплат и задержек с выплатами. Зато сбылась мечта московских властей – реклама стала единообразной, органично вписывающейся в архитектуру столицы. Пестроты логотипов и разнообразия слоганов больше не наблюдалось. Судя по всему, в стране осталось два банка, одна авиакомпания, две строительных корпорации, парочка страховщиков и три ритейлера. Кризис позволил картелю наконец-то консолидировать экономику (чтобы стать сильнее, надо полагать).

Преимущества «консолидированной экономики» можно было почувствовать тут же, на месте. Огромный щит на крыше торгового центра рекламировал получение потребительского кредита немедленно всего под тридцать два и восемь процентов годовых, а лайтбоксы, висевшие на фонарных столбах вдоль Дорогомиловской улицы, рассказывали о «московской квартире – островке благополучия в океане кризиса», которую можно было приобрести по ипотечному договору под тридцать пять процентов. Сколько теперь у них стоил метр «островка» не хотелось даже гадать. В общем, как гласил лозунг одной нефтяной компании, мы все-таки «шагнули в будущее вместе». Точнее, нас туда затащили силком…

Но главным потрясением были люди на улицах. Все замедлилось, напоминая рутинный рынок в уездном городе. Никто никуда не спешил, как это обычно бывает в Москве. Меня не обтекали толпы с тюками наперевес, даже парковка перед вокзалом, набитая обычно под завязку, заметно опустела. Люди шли медленно, с пресными, отсутствующими лицами. Некоторые улыбались или бормотали что-то себе под нос. Они казались невероятно поникшими, согнутыми в одночасье, придавленными к земле. Выражение ожесточенности и неприятия, свойственное лицам жителей больших городов, сменились непониманием и растерянностью. Город не мог понять, как вышло, что торопиться больше некуда и бежать больше незачем.

Распахнутые двери вокзала выплюнули очередную порцию приезжих, через некоторое время еще одну, потом еще. Люди звонили по мобильным, сообщая о своем прибытии в город. Они обменивались впечатлениями о дороге, справлялись о здоровье, узнавали новости, а я все стоял на месте. Я подслушивал их разговоры, подглядывал за чужой жизнью. Люди возвращались домой, в город, опустошенный кризисом, но все-таки родной. Мне некому было звонить, у меня и дома-то теперь не было…

Над крышами окрестных домов взметнулась стая птиц. Они закружились в воздухе, выписывая странные траектории, будто их кто-то гонял, не давая опуститься. Я зашел в ближайшую палатку с канцелярией, купил телефонную карточку, ручку и блокнот. С ближайшей рекламной доски я переписал несколько телефонов агентств по трудоустройству и адрес Биржи труда. Из телефонной будки рядом со входом в метро я позвонил на два номера – Ани и Загорецкого. Оба абонента оказались временно заблокированными.

Перед входом в метро я прикинул приблизительный маршрут сегодняшнего передвижения. Получилось четыре адреса – это если вместе с биржей. Я в последний раз огляделся по сторонам, зажмурился от всепроникающего неонового света рекламных щитов, мазанул взглядом по пасмурному апрельскому небу, по матовым крышам домов и торговых центров, и нырнул в подземку. Птицы так и не сели…

Первое агентство называлось «Гермес». В его холле располагалась невероятно длинная стойка, за которой сидели семь девушек и два охранника. Судя по изобилию дипломов на стенах, вычурных стальных светильников на потолке, и массивной черной гранитной плитке на полу, это было довольно старое и крупное агентство. Я поздоровался с одной из девушек, и она молча, не поинтересовавшись целью моего визита, указала пальцем влево. Там вдоль стены стоял ряд стульев, на которых ожидали своей очереди к рекрутеру с десяток таких же, как я, соискателей. Пахло больницей.