R U Mine? (СИ)

Так как все её подруги уже давно ушли, а некоторые даже в сопровождении парней, Эва осталась одна в доме, вместе с Крисом.

Парень все таки согласился довезти её до дома и еще раз, напоследок, спросив, в порядке ли она, он получил одобрительный кивок и с шумным выдохом попрощался с Мун.

Эва в то же время забежала в дом и сразу направилась в ванную. Она глубоко вздохнула, вдох — выдох, пытаясь успокоиться и прекратить плакать. Она не хотела плакать, плакать вновь. Но эти слова, они ранили, ранили очень сильно. Они мощно вонзались в самое сердце.

Эва просто не знала, что можно еще делать. Левая рука была вся в порезах. Правое запястье в порезах. Лезвие задело и бедро. Очень жгло. Мун никогда не уважала людей, режущих себя, но ей было необходимо начать это делать. Это спасало её.

Комментарий к ni //to be perfect//

*57 кг

**79 кг

========== ti ==========

Mandag 16:12

Я была так благодарна, что сейчас уже почти зима. Вау, я делаю это уже больше месяца, но никто еще не заметил. Были только маленькие намеки. Ну, например, неделю назад, когда подруги говорили о том, какая я бледная, какой худощавой я становлюсь, как устало и вымотано я выгляжу. Что за черт? Худощавой? Я даже не близка к своей цели. Я должна терять больше веса. Я уже похудела с пятидесяти семи до пятидесяти двух килограммов. Немного, ведь мне нужно было больше.

Подруги начали замечать разные странные вещи. Они видели, что я постоянно ношу браслеты, даже во время сна, это заметила Нура, когда оставалась у меня. Я еще не осмеливалась их снимать. Я не могла рисковать всем. Они заметили, что я отдаляюсь от них. Они заметили, что я не разрешаю им оставаться в комнате, когда я переодеваюсь. Моим отговоркам осталось недолго.

Пока я писала все, что было у меня на душе в дневник, я услышала, как хлопнула входная дверь. Я не ожидала, что моя мама вернется так рано. Я подпрыгнула, пытаясь найти свои браслеты. Я настолько торопилась, что уронила несколько за кровать. Черт.

— Эва, — позвал меня знакомый голос.

Нура? Я не ожидала, что она придет. С каждой минутой ее шаг слышался все более отчетливее, а я все еще пыталась достать браслеты. Через несколько секунд стройная фигура девушки появилась на пороге моей комнаты.

— О, хм, привет, — неуклюже поприветствовала я ее.

— Сколько можно? Мы переживаем за тебя, детка, — жалобно проговорила блондинка. Мне не нужна жалость.

— Все хорошо, — я попыталась ее уверить.

— Да? — вскинула бровь Сатре, а я уже села на свою кровать, надевая браслеты. — Когда ты последний раз мылась?

— Эм, — запнулась я и девушка меня перебила.

— Пошли в душ, — девушка подала мне руку, но я не собиралась соглашаться, — давай, давай.

Я все-таки решилась протянуть ей руку и начала вставать с кровати, как заметила, что взгляд Нуры прикован к моей руке. Я испуганно опустила голову, в надежде, что её внимание привлекло что-то другое, а не состояние моей руки.

Мне было уже страшно.

Я была совершенно в неловком положении, о Боже. Мои браслеты чуть-чуть съехали, показывая все, что я сделала за прошедшие дни.

Я взглянула на Нуру, слезы текли из моих глаз. Она выглядела совершенно потерянно. Я смотрела то на свою руку, то на потерянную подругу. Мне жаль. Я хотела что-то сказать, но не могла издать ни единого звука.

Теперь я действительно сломалась, давая волю слезам. Это было действительно ужасно. Я была смущена тем, что теперь мои порезы видит кто-то другой, помимо меня. Я почувствовала, как меня обхватили руки и прижали к себе. Теперь я плакала в чье-то плечо, которое не давало мне издавать какие-то звуки, и слышала кого-то, кто успокаивал меня.

После нескольких минут истерики я шагнула назад, вытирая размазавшуюся тушь. Я глянула на Сатре, она не выглядела, как прежде. Ее глаза были грустными, разбитыми, разочарованными.

— Я могу их увидеть? — прошептала подруга.

Я подождала секунду, прежде чем кивнула.

Она нежно взяла мое правое запястье, поднимая рукав, пока не увидела их. Она сняла мои браслеты и прикоснулась губами к порезам. Она заморгала. Я пыталась перестать плакать. Но почему она плачет? Я не резала ее, никого не резала. Только себя.

— Крис знает? — спросила она.

Я покачала головой. Зачем ему знать это?

— Он должен знать?

Я покачала головой вновь. Она вздохнула, отпуская мою руку. Подруга открыла рот, собираясь что-то сказать, но сразу же закрыла. Она была полностью разочарована, может быть, даже чувствовала отвращение ко мне. Меня трясло. Я боялась знать, что же она подумает. Я боялась, что же подумают остальные.

— Ты не можешь сказать ему, — пробормотала я.

Она вздохнула вновь.

— Только если он сам узнает.

Не узнает. Зачем ему это?

— Как давно? — спросила блондинка, отрывая меня от моих же мыслей.

— Больше месяца.

После двухчасового объяснения мы плакали. Плакали вместе. Я рассказала ей все. Абсолютно все. И про голодовку, и про порезы, и про депрессию. Она увидела абсолютно все мои порезы. Нура была в шоке, пытаясь остановить свои слезы. Я пыталась успокоить ее своей улыбкой и простыми словами «Все в порядке». Но это не помогало, это заставляло ее плакать все сильнее и сильнее.