Я вскарабкалась по лестнице в нашу комнату. Вытащив длинные носки, я натянула их на ноги. В доме было довольно тепло, поэтому я стала носить шорты и майку. Я чувствовала себя еще более хорошо, когда знала, что Крис видит мои шрамы, но все равно было обидно, когда я видела боль на его лице.
Я посмотрела в зеркало. Отлично, я такая грязная и лохматая. Повернувшись к раковине, я брызнула себе в лицо холодной водой. После этой процедуры мое лицо не выглядело таким заплаканным. Я постаралась натянуть улыбку, но у меня не получилось. Попробовала еще раз. И снова. И снова. Я выглядела еще печальнее. Крис не может знать из-за чего, ему просто это не нужно.
Он человек, который сделал это со мной. Он тот, кто заставил меня есть. Он тот, который заставил чувствовать себя виноватой. Он тот, из-за кого я поправилась на четыре килограмма. Он причина моих слез. Все из-за него. Часть меня знала, что это не его вина, а моя, но я все же не хотела в это верить. Я должна была верить, что это он делает меня лучше, а не обвинять его.
Эти строки были написаны в моем дневнике, который я уже почти закончила.
Я выдавила из себя улыбку на лице, но она не смогла даже достичь моих глаз. Я попробовал еще раз. И снова. И снова. Я смотрелась печальнее с каждым разом. Крис не мог заметить это, он не мог знать.
Хлопок двери снизу насторожил меня. Я поспешила вниз, натянув фальшивую улыбку. Войдя в зал, Крис поприветствовал меня и обнял. Я не обняла его в ответ.
— Что-то не так? — спросил шатен.
— Я себя не очень хорошо чувствую, — это была даже не ложь, мне действительно было плохо. Просто он не знал причину, как и я.
— Тебе что-то надо? Что? Куриный суп? Чай? Что-то еще? — выбросил Шистад, а я неловко усмехнулась.
— Нет, — коротко ответила я, поскольку не хотела говорить.
— Хорошо, — удивленно ответил Крис, — Что будешь делать? — снова спросил он, нахмурив брови.
— Сон, — еще один короткий ответ. Я не хотела быть сукой, но я не чувствовала, что говорила, и я была зла на него.
— Хорошо, — повторил Шистад, проходя мимо меня по лестнице. Отлично, теперь он будет зол. Я обманула его. Вновь. Я не стала чистить зубы и надевать пижаму, а легла так. — Я сейчас вернусь, — сказал Крис и ушел в ванную. Вероятно, он решил принять душ и почистить зубы, потому что он был немного потный после спортзала. Тренировки всегда выматывают парней, по крайней мере по словам самого Криса. Я ничего не знала об этом, я никогда там не была и не очень-то и хочу.
Я была права в своих мыслях, услышав, что включается вода. Я так долго его ждала. Я хотела поговорить с ним.
В то время как я размышляла о том, что сказать ему, когда он вернется, вода выключилась, а парень вышел. Его лицо было наполнено боли и путаницы. Я была смущена, увидев что-то блестящее в его руках. Мои глаза расширились, когда я поняла, что это была бритва.
— Эва, что это, блять, такое?
========== femten ==========
Søndag 16:23
От лица Криса.
Мне было плевать, что я не вымыл пасту, которая осталась на моем лице. Я хотел подойти к двери, потому что что-то блестящее бросилось мне в глаза. Это была бритва, на которой были следы крови, вероятно, Эвы. Я был смущен. Она же перестала, не так ли? Я видел ее руки, но никаких новых порезов или шрамов. Схватив бритву, я вышел. Эва была счастливой, когда увидела меня, пока ее глаза не остановились на моих руках. Я сразу же увидел, что ее лицо стало испуганным.
— Эва, что это, блять, такое? — спросил ее я, держа бритву.
— Это моя бритва, — замолчала она, а глаза следили за моим взглядом.
— И что она делает на полу в ванной? — снова задал вопрос я.
— Я не знаю, — она пожала плечами. — Наверное, я оставила ее там, когда еще резалась, — ее слова прозвучали, скорее всего, как вопрос.
— Тогда почему я не находил ее ранее? Я был там много раз, Эва, — надавил на нее я. Она была напряжена, поэтому разозлила меня. — Эва, ты опять режешься? — спросил еще раз, побаиваясь, что же она на этот раз ответит. Что я буду делать, если да? Что, если мне снова не удалось ее уберечь?
— Нет, — сказала она, — я никогда не останавливалась. — Клянусь, я слышал это. Но это было бормотание, которое, она надеялась, я не услышу. Мне пришлось принять кое-какие меры.
— Значит, ты не возражаешь, чтобы я попросил тебя снять носки? — это был похоже больше на утверждение, но никак не на вопрос.
— Зачем? — спросила она. В ее голосе была слышна дрожь, которую ей не удавалось скрыть даже кашлем. Я не мог в это поверить. Все это время я думал, что она носит носки, потому что мерзнет, но это лишь ложь, в которую я поверил.
— Потому что я хочу увидеть, режешься ли ты снова, — сказал я ей. — У тебя проблемы? — мы оба знали, почему она не хочет снимать их, но я хотел, чтобы она призналась сама. Она делала мне больно.
— Я думаю, ты себя странно ведешь. Мне больно, что ты думаешь, что я снова начала это делать, — уверенно сказала девушка.
— То есть ты не резалась? — мой голос был охрипшим, тихим.
— Нет.
— Тогда почему ты не хочешь снимать носки? — если она не снимет их, я буду уверен, что она вернулась к этому делу.