«Ра»

Ветер пугал нас коварными порывами то с норд-веста, то с вест-норд-веста, и я следил за мигающим на берегу маяком, пока он не пропал из виду. Тьма кромешная, штурман лежит в жару, и я не решался сомкнуть глаз, потому что у нас оставался только один способ определять расстояние до берега — высматривать огни во мраке. Каждый пароход, который появлялся прямо по курсу или с левого борта, заставлял сердце учащенно биться: что это — свет окон на берегу, нас уже несет на камни или всего-навсего другие странники морские? И только когда различишь красные или зеленые габаритные огни, душа становятся на место, особенно после того, как убедишься, что пароход пройдет стороной. Чем просторней кругом, тем спокойней.

Но вот небо на востоке зарумянилось, земли не видно, и я пошел поднимать Юрия на вахту, хотя на мостике ему сейчас нечего было делать. Он вышел, улыбаясь и поеживаясь от утреннего холодка, одетый так, что хоть в Антарктику, сел этаким медведем у входа в каюту и набил себе трубку, а остальная шестерка уютно устроилась в спальных мешках, предоставив папирусным связкам плыть по собственному разумению. Вероятно, не только я после двадцати четырех часов предельного напряжения был настолько измотан, что сразу уснул, не успев оценить по достоинству ершистый нрав нашей плетеной каюты, которая изо всех сил старалась пере-скрипеть, перекряхтеть, перетрещать и перевизжать папирус.

Первые сутки на борту «Ра» были позади.

Глава восьмая ВДОЛЬ БЕРЕГОВ АФРИКИ ДО МЫСА ЮБИ. НА ПТИЧЬЕМ ГНЕЗДЕ — В ОКЕАН

Кукареку! Пахнет свежим сеном. Я в деревне. Да нет, какая деревня — меня куда-то несут на качающихся носилках. Я очнулся в спальном мешке и услышал, как подо мной булькает вода и прямо в ухо шипят волны. Ну конечно. Я на лодке. Я открыл глаза и сквозь щелеватую бамбуковую стенку увидел свинцовые океанские валы. Да ведь я на «Ра»! А сеном пахнет от наших матрасов, набитых марокканской травой.

Кукареку! Опять, это уже не сон, и я метнулся на четвереньках к выходу, проверить — не иначе, рядом берег, сейчас мы в него врежемся. Сколько хватало глаз, были видны только курчавые гребни волн, но вид вперед заслонял изогнутый луком бордовый парус, который увлекал нас по волнам. Из-за паруса доносилось сквозь плеск воды неистовое кудахтанье, а вот опять петух прокукарекал. Все правильно, это наш собственный птичник на носу. Облегченно вздохнув, я в одних трусах вылез из каюты. Ну и холодина. Юрий сидел на мостике закутанный, как эскимос, и что-то писал.

Видимо, мы ушли далеко в море: дул леденящий северный ветер, бурлящие гребни вздымались на высоту 3–4 метров, и даже с верхушки мачты, в какую сторону ни посмотри, был виден только зубчатый стык между океаном и небом.

— Где мы находимся? — спросил Юрий.

— Здесь, — ответил я и поглядел на распростертое тело в каюте, в котором вирусы-микробы яростно отбивались от пилюль.

Один штурман умел пользоваться секстантом. Я умел только дрейфовать на плотах. Черт его знает, где мы находимся. И вообще, сейчас важнее всего надеть свитер и штормовку.

Из тесного прохода между парусом и передней стенкой каюты, заглушая плеск волн и разноголосый скрип, вдруг донесся развеселый свист. Из-за бамбуковой плетенки выглянуло бородатое румяное лицо Карло.

— Кушать подано! Горячий чай каркаде а-ля Нефертити и Тутанхамоновы лепешки с медом!

Проснулся Абдулла и растормошил своего африканского соседа Жоржа. Голодная команда окружила Карло, он накрыл на крыше курятника, и мы заняли места, кто на кувшине, кто на мешке с картофелем, кто на бурдюке с водой. Ничего, наведем порядок на палубе и устроимся поуютнее, только бы наладить сперва эти рулевые весла.

— Где мы находимся? — спросил Жорж.

— Здесь, — откликнулся Юрий, идя к больным с двумя кружками горячего каркаде.

— Африка все еще там, — добавил я, очерчивая взмахом руки горизонт слева. — Будут еще вопросы?

— Да, — сказал Жорж. — Интересно, как эти мужики в древности определяли в море свое место без секстанта и компаса?

— Восток и запад они могли найти по солнцу, — объяснил Карло, — а север и юг — по Полярной звезде и Южному Кресту.

— А широту они могли определить по углу между горизонтом и Полярной звездой, — добавил я. — На Северном полюсе он равен девяноста градусам, а на экваторе Полярная звезда стоит над самым горизонтом. На шестидесятом градусе северной широты угол между ней и горизонтом — шестьдесят градусов, на тридцать втором — тридцать два. Увидел Полярную звезду — можешь прямо по ней узнать свою широту. Долготу финикийцы, полинезийцы и викинги определяли приблизительно, исходя из скорости и пройденного пути, но тут невидимое течение всегда вносило элемент неопределенности, когда берег скрывался из виду.