Щеки Олаки покрылись пурпурным румянцем. Ксантив вздохнул и терпеливо объяснил:
- Аврелий, во-первых, чужие разговоры подслушивают только очень дурно воспитанные и очень нехорошие люди. Во-вторых, нельзя смеяться над любовью. Любовь - это святое чувство, которое людям подарили Боги. И они сделали это вовсе не для того, чтобы мальчики вроде тебя посмеивались над этим.
Найрам, с деланно серьезным лицом, неожиданно прислонился к Аврелию, томно закатил глаза, передразнивая Олаку. Остальные прыснули. Аврелий дал Найраму подзатыльник и сурово сказал:
- Ты слышал, что сказал Ксантив? Смеяться над святым - все равно, что смеяться над Богами.
Найрам обиженно посмотрел на старшего брата, взъерошил волосы на затылке, но ничего не сказал. Яния тоненько и жалобно спросила:
- Ксантив, а если ты женишься на Олаке, ты будешь спать только с ней? И не будешь приходить к нам ночью?
- Конечно! - ответил Найрам быстрее, чем Ксантив успел открыть рот. Ведь у тебя нет таких грудей, как у Олаки. Ты даже не знаешь, как надо целоваться по-взрослому. Конечно, он будет спать с ней!
- Зато ты все знаешь! - сказал Ксантив, пряча невольную улыбку. - И как целуются "по-взрослому", и что мне нравится в женщинах. Все вызнал! Только, Найрам, мужчины любят женщин совсем не за то, что ты сказал.
- А за что? - деловито спросил Найрам.
- За их душу. И за то, что они есть рядом с нами.
- Вот! - торжествующе выпалила Яния. Подошла к Ксантиву, недовольно отпихнула Олаку, обвила тонкими ручонками его талию. - Я скажу отцу, и он не разрешит тебе жениться на Олаке. Потом я вырасту, и ты женишься на мне.
- Нет, Яния, этого не будет, - твердо сказал Ксантив. - Это невозможно. Как говорит Женкай, мы принадлежим к разным породам людей.
- Невозможно потому, что ты - раб? Да? А тогда я скажу отцу, и он освободит тебя!
Ксантив усмехнулся - как у них все по-детски просто.
- Яния, а если твои сестренки тоже захотят за меня замуж?
- Они еще маленькие, - вполне резонно заметила та.
- Но ведь и тебе пока только десять лет. А сестренки быстро вырастут.
- А я первая буду большой! - нашлась Яния.
- Не первая, - сказал Найрам. - Еще Илона. Она уже большая.
- Да, Илона.., - мрачно протянул Аврелий. - Илона - главная во дворце. Она главнее, чем отец. Как она скажет, так и будет. Хорошо, что она не хочет замуж за Ксантива.
Почему-то при упоминании старшей сестры дети разом погрустнели.
- Смотрите, Толстого Юрама вытаскивают, - отвлек их Ксантив.
Юрам трясся крупной дрожью. Вцепившись в веревку, он с ужасом глядел на оставшуюся внизу воду.
- По-моему, он теперь и близко к воде не подойдет, - сказала Олака. Побоится, что Женкай подойдет сзади и утопит его.
Будто услышав ее слова, Женкай обернулся. Сверлящий взгляд его маленьких глаз упал на Ксантива, пронзительный голосок перекрыл общий шум:
- А, Ксантив! Ты-то мне и нужен.
- Я чистый! - смеясь, ответил Ксантив. - В "купании" необходимости нет.
Он давно привык к тому, что за угрожающим тоном управителя редко скрывалась реальная угроза.
- И Аврелий здесь, - сказал Женкай, подойдя ближе.
- И я чистый, - в тон Ксантиву ответил Аврелий. - Мы только что плавали, у меня еще волосы мокрые.
- Я вижу! Аврелий, а почему ты отказался стричь волосы? Хочешь с длинными кудрями ходить? Или на Ксантива смотришь? Ну так ему положено он бывший монах. А ты должен стричься.
Действительно, длинные, до плеч, пепельные волосы Ксантива были его отличием как воспитанника Энканоса. Но откуда об этом стало известно Женкаю? Ведь Ксантив с того момента, как на его шее впервые заклепали рабский ошейник, никому не говорил, кем были его наставники.
- Бегом во дворец! Аврелий, тебя хочет видеть царь, а ты, Ксантив, зайдешь в кузницу и там дождешься меня. За детьми Олака присмотрит.
Найрам хмыкнул, Ксантив сдвинул брови:
- И без шалостей!
- Ты рассердишься? - спросила Яния.
- У-у, и ногами топать буду, - пообещал Ксантив. - Обижусь и не буду ничего интересного рассказывать.
- Мы будем смирными, - сказала Яния. - Ты приходи побыстрее, мы будем ждать тебя...
Ксантив никому бы не мог сказать, как он дорожит общением с этими детьми. Они не видели в нем раба, вещь, которой можно помыкать. Каждое их слово могло быть приказом для него, но то уважение, которым он у них пользовался, ставило все на свои места. Они слушались его беспрекословно, он был их любимым воспитателем, хотя и был рабом. Выше него для них были только отец и Боги...
Быстрым шагом Ксантив и Аврелий шли по пыльной дороге. Аврелий мало напоминал своего мощного отца; хрупкий и изящный, как девушка, с тонкими выразительными чертами лица, он, тем не менее, в полной мере обладал отцовской силой воли и широтой души. Аврелия не привлекали богатства, он оценивал людей не по положению в обществе, а по качествам их ума и сердца. Он был горд - по-настоящему, когда гордость заставляет человека отказываться от преимуществ, достигнутых предками, всего добиваться только своими силами. Он обладал живым умом и цепким, памятливым взглядом, и он не был злым... Как Ксантиву хотелось сохранить и развить эти достоинства!