Раб. Часть 1 и 2

— А! — восклицаю, смотрю на Корнеля с призывом к одобрению: — Так это ещё в первый день было… Представляете, вы мне только-только его подарили, ведь у меня же никогда раба не было, ведь я же не представляла себе, как это… ну… волнующе! А тут ещё подружка проездом, я его вывела показать, ведь у неё нет раба, а мне так хотелось показать! И тут эта стар… ну то есть… простите… госпожа Амира, подходит… И вы знаете, что она сделала?! Не спросясь, ничего не сказав, тут же полезла с него штаны снимать!!! Вы представляете?! Я вообще оторопела, не поняла, что происходит! Это же мой раб! Которого вы мне подарили! Если бы она сказала там… "извини, погорячилась"… А она ещё и на меня набросилась! Я… я же у охранника спрашивала, он пришёл на нашу ссору… Простите, мне так неловко…

Да, Тамалия, вернёшься отсюда профессиональной истеричкой. Похоже, поверил. Прости, любимый, прости, знаю, как для тебя это болезненно… Совсем немного осталось. Но, боюсь, самое тяжелое.

— А что это она, — говорю тихо, — так долго своего раба забыть не может? Как-то это странно, продала и продала…

— Ну да, ты права. Он теперь твой, — соглашается Корнель. — Но не увлеклась ли ты им?

— В смысле? — удивляюсь.

— Не даёшь послаблений? Наказываешь регулярно?

— Конечно! Постоянно!

— По каким дням? — спрашивает.

— А я не назначаю дней, он так всё время ждёт и боится, — вспоминаю, как Антер только попал ко мне, спасибо за подсказку, родной.

— Это правильно, — соглашается Корнель. — А… Олинка как-то сказала, что ты не дала ей наказать раба. Это не правильно.

— Разве? — удивляюсь. — Я думала, только хозяин может…

— Это конечно, хозяин. Но чтобы они и к другим почтения не теряли, нужно иногда показывать, что ты не будешь за него заступаться в случае глупости какой.

— Да он и так знает! — уверяю, лихорадочно соображаю, что делать. И пока Корнель не предложил прямо при нём подтвердить свои слова, склоняюсь доверительно, на всякий случай ищу глазами Олинку, не нахожу, шепчу:

— Можно я скажу вам откровенно…

— Конечно, девочка, я же за тебя в некотором роде отвечаю.

— Понимаете… вы только Олинке не говорите, хорошо? Она же моя подруга, я её люблю, и вы… не скажете же? Не будете её ругать?

— Ну что ты, что случилось? — в холодных глазах настороженность.

— Просто… я ей не дала, потому что мне показалось… Понимаете, она несколько раз приходила и хотела его поменять. И мне показалось, что у неё какой-то интерес к моему рабу… неправильный. Я её удержать пыталась, ведь не может же вольная так хотеть заполучить чужого раба, что ей чуть ли не о приличиях напоминать нужно.

— Что же она такое сделала? — тревожится.

— Вы же меня не выдадите?

— Что ты, — слегка качает головой. Эх, была не была, надеюсь, репутация доченьки для тебя важнее, чем мы с Антером.

— Ну… — смущаюсь. — Она его раздела и…

— Что, прямо при тебе?

Киваю смущённо.

— И сама раздевалась… И… ну… губами…

Корнель водит квадратной челюстью, не на шутку раздосадованный.

— Я просто старалась её уберечь, вот и не позволила ничего, понимаете? Только не говорите, пожалуйста! Мне кажется, у неё уже прошло, она давно не предлагала поменяться.

— А раньше часто предлагала?

— Да! Даже на двоих! По-моему, элитных.

— У неё все элитные, — сообщает.

— Только не выдавайте меня, пожалуйста, мы же поссоримся, я не переживу, она такая хорошая подруга, у меня же почти и нет тут других, Свелла разве, но ведь не сравнить! — хватаю его руку, преданно заглядываю в глаза.

— Конечно, я понимаю, не переживай, — Корнель задумчиво жует губами. — Ты молодец, что рассказала мне. Если вдруг ещё что-нибудь заметишь — говори, пожалуйста. Это будет наш маленький секрет. Ты девушка взрослая и много уже чего повидавшая, а Олинка у меня ребёнок, она заигрывается, нужно ещё на путь наставлять.

Ты уже вполне наставил, по-моему. У самого-то "путь" не лучше.

— Хорошо, — киваю смущённо. — Спасибо, что понимаете меня.

— Дай-ка рассмотреть раба твоего, — произносит, зовёт: — Эй, Антер!

Тот обходит диван, приближается.

— Что рассмотреть? — бормочу с некоторым удивлением. — Вам-то зачем? Вы же…

Корнель бросает такой взгляд, что предпочитаю заткнуться. А то как разозлится, да как воспользуется своей силой и властью…

— Ямалита, — отвечает серьёзно. — Очень надеюсь, что не навредил тебе своим подарком. Ты же человек новый, непривычный, нам здесь это сложно понять, но я иногда бываю и за пределами Тарина, вижу, как там всё устроено. Поэтому хочу удостовериться, что ты осознаёшь: раб — это всего лишь орудие, призванное служить высшей касте.

— Конечно! — соглашаюсь, сам ты орудие, козёл. У нас в конторе даже начальство не считает других людей орудиями. Потому что наша работа — это для людей, каждый из которых ценен и неповторим, а не маленький кирпичик в стене из серой биомассы, которым можно пожертвовать ради чего-то "общего". Тут уж либо люди, либо "орудия". Но не для вас, скотов. Какие замечательные оправдания собственному цинизму! — А как же иначе, они же рабы!

— Вот именно, — отвечает значительно. Оборачиваюсь к Антеру:

— Слушайся господина, — говорю, ненавижу себя. Но никак иначе, родной, никак.