Раб и солдат

— Тут безобидно, — я рассмеялся в ответ и поспешил оправдаться. — Вдобавок сия дама — жена начальника турецкой разведки в Румелии.

Фонтон аж поперхнулся.

— Ну, пройдоха! Эка меня подловил! Муж её ­– птица важная. Всегда пригодится. Так что — благословляю. Отправляйся. Только как ты собираешься все это организовать?

— Через Фалилея. Он, думаю, сможет договориться. Она живет в Бююкдере.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что…

— Феликс Петрович! Ну, конечно! Встретимся у всех на виду. Но так, что никто и не догадается. Подходить к ней не буду.

— Хвалю!

— Дык! Следую новому девизу!

— Иди уже, следователь! — махнул рукой Фонтон.

…В Бююкдере за прошедшие два года ничего не изменилось. Все тот же Босфор, прекрасный сад и верные друзья. Отец Варфоломей и трудник Фалилей. Их глаза светились восторгом от нашей встречи и гордостью — за меня.

— Подумать только! Уезжал никому не известный грек, а вернулся целый поручик — вся грудь в орденах! И коль приехал не таясь, на этот раз обойдемся без приключений? — батюшка хитро прищурился. — Боже, кому я это говорю?! Чтобы наш Коста — и без сотрясения основ?

— Это уж как пойдет, ваше преподобие!

— Отставить, господин поручик! Для тебя я по-прежнему просто «батюшка», — остановил меня иеромонах и крепко обнял.

— Где студент? — не удержался я от вопроса.

— Ждем-с — лукаво улыбнулся отец Варфоломей. — К бабке не ходи, прознав, что ты приехал, примчится сей же час.

— Фалилей, дружище! Как я рад тебя видеть!

— И я рад. Царица тоже будет рада.

Я вздрогнул. Фалилей прочел в моих глазах невысказанный вопрос.

— Не девочка. Мальчик, — он традиционно был немногословен.

— Мне бы повидаться.

Фалилей в своей манере, не дрогнув ни одним мускулом, выслушал мою просьбу. Кивнул.

— Жди, — только и ответил.

Ушёл. Вернулся через полчаса.

— Она через час на прогулку, выйти на променад, — доложился.

— Спасибо! — я обнял абиссинца.

За оставшееся время привели с Бахадуром себя в порядок. Теперь на наши морды можно было смотреть без содрогания. Горячие влажные компрессы на лицо подчас творят чудеса.

Вышли на променад вдоль Босфора. Стали фланировать, изображая восхищённых туристов. Нам это удалось без труда. И настроение было хорошее, и вид впечатляющий. На другом берегу — Азия! Граница Анатолии — родины моих предков, сбежавших уже оттуда в Грузию. И несмотря на это печальное обстоятельство, азиатская часть Пролива будила во мне какое-то щемящее чувство. И даже Стамбул с его бешеным ритмом, толкотней на улицах, хаосом во плоти и грязным средневековьем был мне милее холодного Петербурга с его дождями и вечным утверждением при встрече — погода нынче не задалась. Все ж я человек моря и тепла. Человек воды и солнца. Грек, одним словом. Или уже Зелим-бей?…

Так как прогуливались возле «дворца» Малики, знакомого мне в суровых подробностях, то не пропустили момент, когда она вышла в сопровождении верной служанки, жены Ахмета, и ребёнка. Знал со слов Фалилея, что мальчик. О чём, все-таки, сожалел. Так хотелось, чтобы мир получил ещё одну необычайную красавицу, копию Малики.

Сразу заметили друг друга. Несмотря на расстояние, отделявшее нас, оба тут же вспыхнули. Сердца забились. Оба на мгновение остановились, не в силах сдвинуться с места. Потом восстановили дыхание. Малика последовала к скамейке, находившейся прямо напротив её дома. Уселась на неё. Служанка с ребёнком двинулись вдоль условной набережной. Жена Ахмета не удержалась. Бросила на меня короткий взгляд, улыбнулась, незаметно кивнула. Я ответил так же.

Подошли с Бахадуром к скамейке. Остановились в метрах пяти от неё. Продолжали смотреть на залив.

— Здравствуй, моя царица!

— Здравствуй, любимый! — Малика повернула голову в мою сторону на короткое мгновение.

Малика изменилась. Роды не прошли бесследно. Уверен, что уже не было прежней стройности в фигуре, как не скрывала ее бесформенная одежда. Но глаза! Её изумрудно-зелёные глаза по-прежнему сразу же гипнотизировали, мягкими шелковыми лентами перехватывали все тело, не давая больше сдвинуться с места.

— Как ты, душа моя?

— Хорошо! Вся в сыне.

— Поздравляю! Хотя я так надеялся, что будет девочка! Прекрасная, как ты!

— Нет, любимый. Уже не получится, — вздохнула она. — Но, думаю, твоё пожелание исполнит мой сын. У него родится девочка, похожая на меня!

— Да. Так тоже хорошо!

— Знаешь, как его зовут?

— Фалилей так и не ответил.

— Я попросила не говорить, — улыбнулась Малика.

— Почему?

— Его зовут Метин![2]

Чайки заметались над Босфором. Какой-то корабль выстрелил из пушки, салютуя.

— Малика! — пришлось прежде набрать воздуха.

— Да, да, любимый. Я назвала его в твою честь!

— Поверь. Что бы ни случилось, если будет необходимость, я всегда защищу тебя. И всегда защищу его.

— Знаю, Коста! Спасибо!

— Тебе спасибо!

— Ты женился?

— Да! Благодаря тебе!

— Чем же я «провинилась»?! — Малика коротко рассмеялась с немалой долей кокетства.

— Указала мне путь. Я уже не смог бы жениться ни на ком, кто бы не был похож на тебя и равен тебе.

— Значит, она хорошая девушка?

— Она выдающаяся девушка, как и ты.

— Как её зовут?

— Тамара!

Тут Малика вздрогнула. Потом опять коротко рассмеялась.