Но мама не переставала. Теперь она на коленях ползла к своей дочери и продолжала биться головой об пол. Теперь у неё, как у Бога, она просила прощения и каялась в каких-то непонятных грехах.
Маша в испуге спрыгнула с кровати и стала пятиться от матери. Однако это не помогало. Мать на коленях ползла за ней, оставляя после себя кровавые следы, к которым прилипали вырванные волосы. Но бесконечно продолжаться это не могло. Маша в очередной раз попятилась и почувствовала, что уперлась в угол. Отступать больше было некуда. Мать с безумным и окровавленным лицом, с плешивой головой подползала к ней, неся какую-то околесицу. Маша встала на цыпочки, прижалась к стене и заорала, что было духу.
– А-а-а-а-а-а!
Мать в последний раз ударилась головой об пол и потеряла сознание.
Каким образом Маше удалось привести маму в чувство, неизвестно. Но через час Ольга Петровна, мертвецки бледная, лежала в постели, а дочь сидела рядом и растирала ей похолодевшие ноги.
– Значит, он это всё придумал, чтобы я за Алёшу не выходила? – задумчиво спросила дочь.
– Да, а я, дура, ему в этом помогала.
– Дело не в тебе. Ты покаялась.
– Представляешь, так мне и сказал: «миром правят деньги и гормоны».
– Да, деньги он любит, – прошипела дочь. – Ну что ж, он лишил меня материнства, а я с его деньгами разберусь.
– А я с гормонами, – прошептала мать.
Когда мы слышим расхожую фразу, что женщина – слабый пол, никто не задумывается, что она не отражает действительности. Просто в достижении своей цели женщины и мужчины пользуются разным оружием. Если у мужчин это физическая сила, то у женщин это злопамятство и коварство. Какое оружие сильней, трудно сказать, но если последнее вынуто из ножен мести, тут и думать нечего – женщина всегда победит мужчину, да ещё и фору ему даст. Ну а если две женщины? Здесь надежды не остаётся совсем. Мужчина проиграет наверняка, будь он Шварцнегер, будь Брюс Ли.
Когда Андрей Борисович вернулся с работы, дома уже всё было убрано. Дочка возилась на кухне, а жена лежала в постели с повязкой не голове. На тумбочке возле больной стоял журнальный столик, на котором аккуратно были расставлены флакончики с лекарствами.
– А что с мамой? – спросил отец дочку.
– Ей нехорошо стало. Укачало, наверное, в автобусе.
Андрей Борисович прошёл к жене. Дочь последовала за ним.
– Не буди её, – зашептала дочь. – Она только что уснула.
Маша села на диван напротив матери и жестом предложила отцу сделать тоже самое.
– Врача вызывали? – зашептал отец.
– Нет. Сами справились.
Отец хотел встать с дивана, и оставить больную одну, но Маша удержала его.
– Папа, я тебе хочу кое-что сказать.
– Пошли на кухню, там и поговорим.
– Мы её не разбудим. Я шёпотом.
– Ну давай, что у тебя?
– Папа, я недавно сделала аборт.
– Зачем? Насколько я понял, ты замуж собираешься.
– Это не от Лёши.
– А от кого?
– В отпуске нагуляла.
– Что я тебе могу на это сказать? Мы с матерью предупреждали тебя, что добром твоя свобода не кончится. Но ты не расстраивайся. Все женщины делают аборты.
– Дело в том, что у меня никогда не будет детей.
Андрей Борисович отвёл от дочери глаза и уставился в пол. Он не видел, и не замечал, что его жена вовсе не спит, а вместе с дочерью сверлит его взглядом.
– Значит, свадьба отменяется? – облегчённо вздохнул отец.
– Почему отменяется?
– Ну, как же? Это не иголка. Алексей всё равно заинтересуется причиной бесплодия.
– А ты, что, собираешься рассказать ему об этом.
– Нет, но, как говорится, слухами земля полнится. Представляешь, если он узнает? У тебя будут серьёзные неприятности.
– А я ничего скрывать от него не буду.
– Ты с ума сошла? Мужчины такого не прощают.
– Если любит, простит.
– Что ты знаешь про любовь? У вас любовь – это секс. Короче, я категорически против свадьбы. Если тебя собственная репутация не волнует, то хоть пожалей мою. Представляешь, что люди скажут? У управляющего банком дочь шлюха прожженная.
Отец помолчал немного, как будто обдумывая выход из создавшейся ситуации.
– Хватит об этом. Пойдём на кухню, а то действительно мать разбудим.
Они ушли на кухню. Если до разговора с дочерью на отца смотрели глаза, полные ужаса, и в них теплилась хоть какая-то надежда, если душа собственного чада не кричала, а вопила: «Папа, очнись! Покайся! Я пойму тебя и прощу!», то после разговора глаза стали стальными. Они смотрели не на отца, а сквозь него. Он, Артамонов Андрей Борисович, в этих глазах перестал быть не только отцом, но и вообще человеком.
Если бы Артамонов, хоть немного разбирался в психологии, если бы замечал перемены в лице собственной дочери, если бы хоть чуть-чуть умел любить кого-нибудь, кроме себя, он, конечно, бы понял, что время переговоров закончилось – смертоносный меч вытащен из ножен мести и не осталось ни единого шанса избежать этой жестокой и беспощадной войны.
Но Андрей Борисович был неплохим финансистом, и абсолютно не разбирался в психологии. Он по-прежнему считал себя главой семьи и принимал как должное щебетание и заботу дочери.