На лавке было удобнее лежать и страдать. Но и Акулине было удобнее меня сечь в таком положении. Она могла обойти меня со всех сторон, наносить удары откуда угодно, даже сбоку – по бёдрам, бокам, по пяткам и даже по рукам! Я в один миг оценил все преимущества такой её позиции и в отчаянье закрыл глаза.
И тут началось…
Сначала я пытался считать про себя удары, но оказалось, что невозможно вопить на всю мощь лёгких и что-то там считать мысленно. Затем я почувствовал, что голос очень быстро садится и в горле что-то хрипит и булькает. Я стал выть. Реветь как маленький ребенок. Заливисто и перекатисто. А потом я начал дёргать всем телом и стараться перевернуть скамейку, хотя понимал что это невозможно – скамья для наказаний была прочно врыта в землю. На ней, наверняка, и не таких лосей как я секли. Да и вероятно насиловали тоже – почему-то мне неожиданно пришла такая странная мысль с явно нездоровым сексуальным оттенком. С чего бы вдруг? Меня начинает заводить порка?
Странно, что Акулина совершенно не пыталась хоть как-то ограничить подачу мной таких заполошных звуковых сигналов. Вой, разносившийся по лесу, нисколько её не волновал. А может, напротив – возбуждал? Может, ей нравилось слушать, как я болотной выпью оглашаю окрестности? Интересно, а она не боится, что соседи вызовут полицию? Ведь недалеко посёлок и в такую ночь кто-то может еще попивать пивку, сидя на крылечке и слушая соловья…
А тут я со своей вселенской скорбью и скрежетом зубовным!
Но и отвлечься на посторонние мысли не удавалось. Фр-ррр… Фр-ррр… Фр-ррр… – пела трость, с каждым ударом разрывая на половинки мою задницу. Я был уверен, что там всё уже залито кровью и вот-вот полетят куски мяса. Я читал, что во время порки шпицрутенами, в царские времена, когда прогоняли сквозь строй, куски мяса отлетали в стороны и оголялись кости. Но при этом жертва еще была жива! От таких воспоминаний мне стало как-то плохо, даже боль притупилась и я почувствовал, что вот-вот отключусь. Ура, успел я подумать, спасительное забытье!
Но хуй там плавал!
Акулину так просто не проведёшь. Старая опытная ведьма умела мучить людишек и зорко следила за тем, чтобы несчастный не терял сознания по пустякам. Ей нужно было, чтобы человек страдал и максимально интенсивно отдавал бы ей все свои силы, всю свою энергетику. А полумертвый труп ей был не нужен.
Поэтому она тут же остановила руку, уже занесённую для удара. И неожиданно рассмеявшись, села, задрав платье, прямо напротив моей головы, мне, кстати, на руки, привязанные к скамье. В лицо мне пахнул непередаваемый аромат её жаркого, как адская печь, влагалища. Акулина текла как перезрелая хурма. Её соки стекали на скамью, создавалось впечатление, что она только что спрыгнула с двух херов, которые шпилили её одновременно. Или она сама себя там пальчиком возбуждала, у меня за спиной, пока другой рукой превращала меня в отбивную?
Я даже немного обрадовался, подумав, что возможно она заставит меня сейчас ей отлизывать – так всегда бывало, когда Хозяюшка наша перевозбуждалась, и ей требовался срочный оргазм, чтобы хоть немного успокоиться. Это было бы здорово – такая передышка! Но нет. Не в этот раз! Сейчас она лишь прижалась своей мокрой и горячей кункой к моему зарёванному лицу и вытерлась об него, оставив мне большую часть своей секреции как бы в утешение.
– А ты хорош! – воскликнула она, тяжело дыша и продолжая елозить по моей физиономии своими половыми прелестями.
Кунка её увеличилась в размере, набухла, и вот-вот казалось, сожрёт меня, набросившись как некое экзотическое животное. Поводила мне клитором по носу и пересела на голову, вдавив меня скулой в жёсткое дерево скамьи. Череп мой, и без того слабый, затрещал по швам. Ещё бы, под таким-то весом! А Акулина сладостно поводила бёдрами, переминаясь на моей голове, словно желая всю её втянуть в себя. Ей явно было очень хорошо, она забыла зачем, собственно, стала меня пороть и теперь откровенно наслаждалась исключительно самим процессом.
– Оля, ты знаешь, что такое тантрический секс? – спросила меня Акулина, сидя на моей голове. И, признаться, я ожидал чего угодно, но не такого вопроса. – Тантрический секс, – продолжала она, – это когда кончают от каких-то там практик, напрямую не связанных с половым актом. То есть оргазм случается без участия гениталий.
Моя голова трещала под Акулининой необъятной задницей, и я плохо соображал, к чему это она говорит. И потому промолчал. Я был рад, что её ужасная трость больше не рвёт мою жопу, и потому был готов слушать что угодно, хоть про тантрический секс, хоть про апорию Лжеца, лишь бы больше не били. Но я опять забыл, что Акулина каждый раз придумывает что-то еще более ужасное, поэтому рано обрадовался передышке. Она внезапно соскочила с моего затылка и, нагнувшись ко мне, задышала своим жарким дыханием мне в лицо.