Раб Петров

– Тятька меня последние дни будто бы и не видит, не замечает, – безжизненным голосом произнёс Никита. – Никто ему, кроме сударки евонной, не нужен, только и разговору, что о ней… Мол, какая милая да хорошая, чисто голубица. Теперь у нас как она скажет, так и будет, уж я-то знаю.

Андрюс помолчал немного.

– Так ты… из-за этого вчера?..

– Да, из-за тятьки. Обидно мне, Андрейка; тоска берёт.

Андрюс вздохнул. Ему подумалось, что товарищ весьма преувеличивает своё несчастье, да и Степан Никитич к сыну вовсе не так равнодушен, как тому представлялось. Но откуда ему, Андрюсу, разбираться в таких сложных вещах? Он развёл руками.

– Ну так что же тут поделаешь, всё ведь по воле Божьей, да и отца твоего не удержишь.

Никита нервно блеснул глазами.

– Я тебе помогал и помогать буду. А и ты мне подсоби – мне теперь деньги нужны.

– Деньги? Зачем? – испугался Андрюс.

– Да… Я мачехе в ноги кланяться не стану – убегу, как пить дать убегу. Вот думаю денег хоть чуток скопить, чтобы прожить самому, с голоду по первости не подохнуть. В Москву хочу, в большой город! Айда, Андрейка, со мной! До Москвы доберёмся, наймёмся подмастерьями к плотнику, к столяру, а то купцу какому в лавку! Будем работать, сами выйдем в хозяева.

Сердце Андрюса тревожно постукивало; то, что говорил Никита, было вроде бы понятно и убедительно, и всё же…

– Где же ты денег теперь возьмёшь? – спросил Андрюс.

– Ха! Так вот ты мне и помоги! Я вчера у тятьки из запасов игрушек готовых продал, немного, всего-то несколько штук – вот мы с тобой денежек и получили. Будем брать понемногу из дальнего сундука, – так, что он и не заметит – и продавать, а монеты пополам делить. Потихоньку и накопим.

– Это что же, хозяина, отца своего обкрадывать будешь? – ужаснулся Андрюс.

– А он? Он меня не обокрал?! – срывающимся от ярости голосом закричал Никита. – А коли помрёт он, не ровен час, сударка эта всё к ручонкам загребущим приберёт! А я у ней сапожки сафьяновые буду чистить да двор мести!

– Да ладно, будет тебе. Послушай, Никита, я в Москву не могу с тобой. Нельзя мне родителей бросать – их, кроме Ядвиги, сестры, и прокормить некому.

– Ну нет – так нет, – как-то очень легко согласился Никита. – Твоё дело, коли решил. Но мне, мне-то поможешь, другу своему единственному? И тебе не безвыгодно: будешь половину денег забирать, сестрице относить, как вчера. Ну соглашайся, Андрейка, Христом-Богом прошу, ну хочешь, на колени стану?

* * *

Тилус, вернее, как его теперь все называли, Тихон послушно ждал под дверью. Андрюс подхватил кота и направился к верстаку. Голова шла кругом от разговора с Никитой, от того, что не нашёл он возражений в ответ на просьбу друга. Никита, кажется, искренне радеет за его семью, он клятвенно обещал отдавать половину заработанных денег для Ядвиги, чтобы та хоть чуть вздохнула свободно… А ведь если хозяин, Степан Никитич, и вправду лишил сына наследства ради молодой жены, так разве не имеет Никита законного права на эти деньги? И всё-таки… обманывать, обкрадывать родного отца! Грех смертный!

Но стоило ему вспомнить вчерашние слёзы Никиты, его отчаяние – Андрюс содрогался от жалости и решительно становился готов ему помогать. И потом, где бы он, Андрюс, был теперь, не предложи Никита ему поступить к ним в мастерскую? Выходит, опять он кругом должен товарищу!

Измучившись от дум, порешил он так: пусть Никита, коли ему угодно, копит деньги и бежит в Москву. А как уйдёт Никита, пойдёт он к хозяину, расскажет про игрушки, повинится, возьмёт всё на себя. И пускай Степан Никитич велит его хоть драть нещадно, хоть долг отрабатывать, хоть с глаз долой прогонит – а всё одно товарища Андрюс не выдаст.

Это его немного успокоило, даже руки перестали дрожать. Он принялся усердно работать: сегодня получалось гораздо лучше, чем вчера, будто смятение придало ему сил. Мало-помалу удалось выточить красивую изящную кошачью голову с огромными глазами и усами торчком. В полуоткрытой пасти зверька виднелись острые клыки. Ещё надо было бы немного доделать, но пришлось прерваться – баба, что прислуживала хозяину, позвала учеников обедать.

Никита дружески подмигнул, указал на место рядом с собою; однако Андрюс ужасно устал от его общества. Ругая себя, он тем не менее покачал головой и хотел выйти во двор – Никита одним прыжком очутился рядом.

– Ты чего это обедать не идёшь? Болеешь? – заботливо спросил он. – Али устал? Садись, водицы попей, вздохни чуток.

Андрюс лишь слабо качнул головой. От этой заботы ему снова стало не по себе.

– Ты смотри, Андрейка, не хворай только, – Никита снова подмигнул, весело и ободряюще, по плечу похлопал.

* * *

После обеда хозяин всё ещё не возвращался… «Я уж знаю, коли он к ней, так раньше завтрева не жди!» – хмуро сказал Никита про отца.

Взяли игрушки, пошли на рыночную площадь. По дороге Никита наставлял: «Коли хочешь, чтобы торговля хороша была, улыбайся, шути, поддакивай покупателям, а сам не мешкай, подсовывай что подороже. Если будешь, надувшись, стоять, глаза в пол – много не продашь, со смурными никто дела иметь не любит».