Раб своей жажды

28 июля. До сих пор никакого прорыва, а лейкоциты продолжают дразнить меня. Сейчас стало совершенно ясно, что имеющиеся у меня пробы нельзя изучать отдельно: в своем исследовании я должен сослаться на организм, из которого взяты кровяные тельца. В то же время я сам себя отрезал от лорда Рутвена и не могу ожидать от него каких-либо дальнейших разъяснений.

29 июля. Все бесполезно. Дальше двигаться не могу. Нет ни ресурсов, ни опыта, ни ума продолжать работу.

30 июля. Все еще сильно давит тяжесть моего провала. Не выношу такого признания, но слишком долго я строил свои дедуктивные умозаключения.

Слава Богу, сегодня у Стокера званый ужин. Не смог бы выдержать вечер в одиночестве.

Записки Брэма Стокера (продолжение)

…Я ожидал встречи с Элиотом с большим нетерпением, чем обычно, ибо надеялся, что он расскажет, что случилось за время, которое мы не виделись. Мне сообщили, что он заходил как-то во второй половине дня в «Лицеум», но я был занят с мистером Ирвингом и не смог с ним встретиться. Поэтому я решил подождать до своего званого ужина. Не знаю, на что я надеялся или чего опасался, но, поджидая прибытия гостей, нервничал все больше и больше, словно предвкушая рассказ Элиота.

Пришел доктор очень поздно, хотя и не последним. Я был рад видеть его, ибо почти убедил себя, что он не придет. Когда же он появился, радость моя сменилась огорчением. Ибо за месяц Элиот ужасно изменился. От него остались лишь кожа да кости, вид был измученный, взгляд — затравленный.

— Боже! — воскликнул я, глядя на его исхудавшее лицо. — Что с вами стало?

— Моя работа, — пробормотал Элиот, — идет не очень хорошо.

— Работа?

— Да-да, — нетерпеливо сказал он. — Один исследовательский проект, вряд ли вас заинтересует. Ну, Стокер, не будем же мы стоять тут весь вечер… Может, вы представите меня гостям?

— Да, конечно, — ответил я в некотором замешательстве.

Я оставил его с Люси и Оскаром Уайльдом, надеясь, что его угрюмость не устоит в обществе двух таких выдающихся гостей, и все же нервничая при виде его явной раздражительности. Когда я через несколько минут подошел к ним, то услышал, что Уайльд оживленно рассуждает о моде. Вдруг Элиот спросил его, не является ли интерес к данной теме пустой тратой умственных способностей и времени.

Уайльд рассмеялся, но, по счастью, вмешалась Люси.

— Вы должны извинить его, мистер Уайльд, — промолвила она, беря Элиота под руку. — Джек считает, что ничто не имеет ценности, пока не умрет и не ляжет под микроскоп.