Рабочая гипотеза

В этот день Громов бродил по питомнику, разыскивал Славного и Балуя – самцов, выживших в опыте Лихова: интересно ведь взглянуть на плоды трудов самого прогрессивного из своих предшественников. Нашел не сразу. Оказалось, что оба самца все еще в чьем-то опыте, теперь уже в генетическом: изучалось влияние перенесенного облучения на потомство. Сидели они в разных вольерах, каждый с группою самок, каждый с обезьянятами. И Славный и Балуй выглядели превосходно, этакие самчищи с матерыми, нахальными мордами. Но внешний вид бывает обманчив, и Леонид стал искать хозяина эксперимента: нужно было взглянуть на результаты анализов. Отыскал не хозяина, а хозяйку, девчушечку-аспирантку.

– Не знаю… – замялась та. – По сути дела, я не совсем вправе показывать вам данные без согласия своей руководительницы… Раисы Петровны Мельковой.

– Ну, с ней-то я быстро договорюсь!

Мир дьявольски тесен, и, ну можно ли не восторгаться хваткой Раисы! Если бы не она, пропал бы великолепнейший материал!

Он хотел уйти, но аспирантка его остановила:

– Товарищ Громов? Простите, я вас не узнала…

А ведь встречала в прошлом не раз в Энске. Она зарделась, сообразив, что встречала его в Энске отнюдь не на научной стезе.

Лицо Леонида стало угрюмым – грехи жизни… Не потонули, все еще на поверхности плавают. Он взял у аспирантки журнал опыта и, отмахнувшись от всего прочего, погрузился в его изучение. Полное бесплодие в течение нескольких месяцев, потом – случаи мертворождения, уродцы, видимые изменения в потомстве, постепенное восстановление плодовитости. Все правильно, этого и следовало ожидать. А вот и результаты последнего обследования Балуя и Славного.

Анализы в совершеннейшей норме, да и вообще все в порядке. Что это может означать, как не то, что «Ли», несмотря на токсичность, сделал свое дело?

– Вот и расстались мы с одной из групп! – Леонид только что закончил посмертное вскрытие последней из обезьян облученного контроля. – А опыт-то держится! Держится, Дмитрий Семенович!

Радоваться еще рановато – не он ли об этом постоянно твердит? Но разве можно не радоваться, сознавая, что опытная группа с минимальными потерями прошла через первые пики смертности? Будут смерти во время четвертого пика – это как пить дать! Но можно почти ручаться, почти с полной гарантией можно ручаться – смертей будет мало.

Теперь Леонид уже не кричит на Мезина. Где там!.. Именно Мезин, в седьмой раз ведущий эксперименты на обезьянах, Мезин-сиделка, Мезин-нянька, совершенно незаменим! Сам Леонид так запугал обезьян на старте опыта, что они до сих пор трясутся, увидев его, а сейчас волноваться им вредно. И Леонид не ходит теперь к обезьянам. Мезин же совсем переселился к вольерам и оттуда докладывает Громову по телефону:

– Плох, очень плох Буратино… Знаете, я отгородил его от остальных шторкою.

– Разумный шаг! Как Виннипух?

– Мил, очень мил… Очарователен просто. Такой нежный, такой умный! По-моему, он сознательно себя бережет: не прыгает, хотя и может.

– Ну, знаете, вы начинаете их очеловечивать. Диктуйте-ка лучше объективные данные.

И Громов проставляет в таблицу называемые Мезиным цифры.

На двадцать первый день лучевой болезни погиб Виннипух. Громов не зря все время спрашивал о нем Мезина. Знал, что за внешним благополучием кроется здесь опасность: у Виннипуха с самого начала опыта прослушивались хрипы в легких, а две обезьянки с хрипами в облученном контроле погибли первыми.

– Как остальные?

– Держатся. Плох, очень плох Буратино!

На двадцать третий день погиб Зайчик. За ним Громов как-то совсем не следил: сидел себе Зайчик в уголочке, особого беспокойства не проявлял, да и объективные данные не заставляли тревожиться, а теперь принес Мезин Громову его труп,

– Что с другими?

– Очень плох Буратино…

На двадцать четвертый день у всех обезьян наметилось улучшение: четвертый – лиховский – пик был пройден, острый период болезни подходил к концу. Буратино, который все время был очень плох, Петрушка, несколько дней не встававший, выжили. Много еще загадочного в лучевой болезни!

– Теперь можно радоваться? – спрашивает Мезин.

– Можно. Но… рановато. Ведь предстоит еще не один опыт, только проводить их будем не мы. Медики – что покажут лечебные эксперименты у них? Мы всего лишь разведчики, за нами следом в атаку пойдут целые институты. Проверки, уточнения, преобразования. Внедрят в практику, если внедрят – мы и не узнаем в итоге своего препарата. А может, и забудем о нем – уведут нас в сторону новые разведывательные тропы.