Сначала структура была такой: в первом сюжетном узле она видит парня, с которым хочет переспать; в первой точке фокусировки она прилаживает противозачаточный резиновый колпачок; в срединной точке она занимается сексом с упомянутым парнем, а вторая точка фокусировки — когда она узнает, что беременна; во втором сюжетном узле она уезжает в Мексику, чтобы сделать аборт. Акт III показывает, как ей делают аборт и ее возвращение домой, намного повзрослевшей и поумневшей.
Когда моя студентка начала писать и стала выстраивать отношения между главной героиней и ее двумя лучшими подругами, она поняла, что ей требуется больше времени и страниц, чтобы показать их дружбу. Она так и сделала, и к тому времени, когда она достигла предполагаемой срединной точки, ее главная героиня еще даже не приладила противозачаточный резиновый колпачок!
Она начала волноваться и переживать, и я посоветовал ей просто изменить структуру и расширить линию ее истории. Я сказал ей, что мы должны гнуться вместе с историей и сместить структурные элементы, чтобы удовлетворить новые потребности истории. Так первым сюжетным узлом стала сцена, в которой девушка принимает решение потерять свою девственность этим летом. Первой точкой фокусировки стала вечеринка, где она видит мальчика, с которым хочет заниматься сексом. Он не желает иметь с ней ничего общего. Новой срединной точкой стала ее подгонка первого противозачаточного колпачка. Вторая точка фокусировки — это потеря ее невинности, а во втором сюжетном узле она забеременела. Мехико представляет собой очень маленький последовательный ряд в Акте III.
Все, что ей надо было сделать, — это сместить структуру, чтобы удовлетворить потребности истории. Структура «держит» историю, чтобы она не распалась, но она может гнуться и смещаться, чтобы включать любые новые элементы, которые вам маю вставить.
Когда вы будете писать Акт II, ваша история будет изменяться. Вы напишете одну сцену, затем обнаружите, что вам надо добавить еще одну, которая будет драматизировать какой-то аспект вашей истории, о котором вы не подумали, когда делали карточки. Делайте это. Пусть она изменяется. Именно теперь вы находите фокус вашей истории и он смещается по кругу, потому что вы не можете «видеть» что вы уже написали; у вас нет объективности, общего обзора; вы еще только взбираетесь на гору.
Структура парадигмы — это карта маршрута вашего сценария. Вы можете сойти с главной магистрали и пойти в разведку. Писание — это приключение. Если вы растерялись или заблудились и не знаете, где вы или куда вы идете, вернитесь к парадигме; выберите сюжетный узел, точку фокусировки или срединную точку и начните оттуда. Это только временно. Сразу начинайте рассказывать вашу историю.
Когда вы находитесь в парадигме, вы не можете видеть парадигму.
Вы научитесь адаптироваться исходя из вашей истории. В конце концов, учение — это открытие отношений между вещами. Я узнал это, когда готовил эту главу.
Я принимаю очень много горячих ванн, когда я работаю, и я делаю уйму работы в ванне — подготавливаю новый материал, планирую следующую сцену или главу и т. д. Дальтон Трамбо очень много работал в ванне, как это и сейчас делает Ник Мейер («Семипроцентное решение», «Время после времени» и «Звездное путешествие II»).
Моя ванна находится рядом с большим трехстворчатым окном в выступе стены, у него большое стационарное оконное стекло в середине и два меньших окна с каждой стороны.
Однажды, когда я принимал ванну, большой черный шмель проник в ванную и не мог выбраться наружу. Он кружил по комнате, затем набрал скорость и полетел прямо в большое среднее оконное стекло. Он пытался еще раз и еще раз, и это повторялось без конца. Я старался подавить свою панику, так как ярость и паника шмеля становились все громче и громче.
Я наблюдал за шмелем, бившимся в окно, казалось, целую вечность, зная при этом, что все, что ему надо было сделать, чтобы освободиться, — остановиться, немного отдохнуть, сориентироваться и посмотреть другим взглядом, чтобы увидеть, нет ли тут другого пути наружу. Открытое окно, свежий воздух и освобождение были всего лишь в трех дюймах от него.
Я удивлялся, неужели он не видит, что он занят не тем делом? По мере разворачивания этой драмы я спрашивал себя, не делал ли я когда-нибудь то же, добиваясь чего-то: работы, сценария, сцены, отношений, пытаясь заставить работать то, что не работало, держась за какую-то часть своей жизни и сопротивляясь изменению, которое было неизбежно, как смена дня и ночи. Я думал об этом и вспоминал многие эпизоды своей жизни, когда добивался чего-то, что не работало и, что я знал, никогда не будет работать, с таким же упорством, как этот шмель, бьющийся в толстое оконное стекло.
Чувства захлестнули меня. Да, я делал это, я знаю, и не один раз. Я и сейчас делаю это и, возможно, буду снова делать.
Это универсальное жизненное переживание, которое разделяем мы все: и человек, и шмель.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги / Драматургия / Проза