Рабочий

Кто знает, зачем ты села напротив меня — сосешь мою энергию, мою жизнь, пиявка крупнокалиберная?»

Лёха не заметил, как последние мысли произнес вслух, словно бочку с порохом взорвал под Кремлем.

Женщина напротив ждала свары, поэтому ответила быстро, глотала слова, сжирала их — так каннибал от голо-да грызет свою ногу.

— Кто ты, чтобы я с тобой разговаривала и сосала у тебя, пусть даже, энергию.

Заморыш, Кащей Бессмертный с пергаментным ли-цом пропойцы.

Ты меня не знаешь, и я тебя никогда не полюблю, ту-пую образину, и несет от тебя Красной Москвой — пил ты её, или на голову ведро вылил — меня не интересует, чтоб ты сквозь пол автобуса прошел и провалился в канализа-ционный люк.

Женщина колыхнула добром, полностью закрыла для Лёхи горизонт, словно опустила занавес в пьесе Мольера.

Лёха пересел бы на другое место, но ягодицы болели — вчера поскользнулся — Настюха масло пролила у станка, грохнулся на зад, словно петух на курицу.

И женщина возрадуется, что победила — не только прекрасный вид загородила своей не прекрасной физионо-мией, но и словами опустила рабочего человека в сортир.

Лёха представил, как полюбил бы эту женщину, как мял бы её пухлые груди и целовал в тонкие ниточки губ, а за губами — жерло вулкана, зубы монстра.

Женщина варила бы каждый день по бочке щей, и из щей торчали бы головы баранов, быков и коз с печальны-ми вареными глазами.

По вечерам после ужина женщина бы включала теле-визор и смотрела балет и последние новости, искала бы среди знаменитостей своих бывших любовников с толсты-ми цепями на шеях.

Балерина, конечно, она балерина, но в прошлом, как окаменевшие кости чукотского мамонта.

Балерины наглые, потому что — востребованные, как сосиськи с горчицей.

Балерин опекают, балуют, отдают им последние деньги и квартиры, а в ответ балерины только злятся, им кажется, что любовники экономят на них, даром пользу-ются худыми телами с вывороченными ступнями и мосла-ми, как в украинском борще после бомбежки.

У балерин со временем развивается комплекс непол-ноценности, даже, если балерина вышла замуж за Прези-дента или миллиардера, или за президента-миллиардера.

Балерине кажется, что — мало, мало, что она достойна Бòльшего, Всего космоса, Мира, Председателя Правления Галактик.

Когда мечтает, балерина много кушает от волнения и пропускает тот момент, когда жировые складки закрывают глаза — на сцену уже не берут с излишками жира; на тан-цульках другие балерины поджимают — голодные, худые, с алчными взглядами и мечтами о Председателях Вселен-ной.

Толстые балерины уходят на покой, оседают в авто-бусах на местах для лиц пожилого возраста, матерей с детьми и инвалидов с наглыми взглядами и золотыми перстнями.

С накопившейся злобой балерины глядят в автобусах на рабочих мужчин и не прощают им, что мужчина не Председатель всех Вселенских банков с алмазными Планетами и золотыми Созвездиями.

Мысль о том, что перед ним сидит неудавшаяся, по-этому озлобленная толстая балерина, освежила Лёху, раз-веселила, и в этой мысли Лёха нашел оправдание себе и её взгляду; лучше, когда женщина наглеет по внутренним своим причинам, из-за своего комплекса неполноценности, чем из-за вида рабочего человека, у которого башмаки стоптаны, и стоптаны не на сцене Большого Театра, а у станка с тусклыми болтами и шпинделями.

Лёха изловчился, закинул ногу на ногу — для храбро-сти и самоутверждения — так горец Гивико закидывает за спину украденную овцу Долли.

Женщина с неодобрением смотрела на физкультуру Лёхи, трясла щеками, но ничего не говорила, потому что по поверью — у каждого рабочего за пазухой спрятана ку-валда, а на груди — щит против ударов.

Женщина по-прежнему загораживала обзор спереди, и Лёха взглянул в окно, направо, на мутную улицу, где бабки и тележки преобладали, как сахар в сахарном песке.

Бабушка с клетчатой тележкой поправила платок, по-смотрела на Лёху с той стороны аквариума, плюнула в его сторону и дальше покатила тележку за едой.

Толстые ноги бабки похожи на ноги женщины напротив, но Лёху в тот момент больше озадачил плевок старушки: зачем старая плюется сквозь новые вставные зубы?

Кому предназначен плевок? Ему?

Толстой тетке напротив?

Или — плевок в пустоту, а бабка не видела ни Лёхи, ни толстую, предположительно раньше — худую, и также предположительно — балерину напротив Лёхи?

Если бабка просто плюется, то венок ей от внуков в утешение.

Если плюнула на Лёху со значением, из презрения к его лицу, то — плевок на рабочую честь; не смешно, а — грустно, когда в бывшей стране рабочих и крестьян старая революционерка плюется в сторону рабочего, который на станке вытачивает железный хлеб.

Может быть, бабка в Революцию воевала на стороне Колчака, а в голодные годы спекулировала хлебом, копила золото и воровала колоски с полей, где крестьянин полил землю кровью?

Чем бабка с тележкой лучше балерины с Лунообраз-ной физиономией и пристальным взглядом в душу Лёхи?